. Для этого текста характерна страсть неофита и полное отсутствие малейших признаков терпимости к верующим иначе, столь характерной для позднего Пенна. Автор бичует порочность и ошибки одинаково католиков и протестантов. Он уверен: только в руках квакеров единственный ключ к вечной жизни и спасению. Он провозглашает, что «Свет Христа во славе» (Glorious Light) был открыт (или получен) именно квакерами, а то, чему Свет их научил, они претворили в жизнь. Из текста памфлета невозможно понять, кому он был адресован. Пенн начинает с характеристики прискорбного состояния человечества после грехопадения Адама и Евы. Традиционные церкви виноваты, что не искали Божьей помощи, необходимой, чтобы преодолеть это греховное состояние людей. К католикам Пенн обращается: «вы, паписты». У католиков Пенну не нравится решительно всё: достаётся им и за ритуалы, и за содержание веры. Главный изъян католичества Пенн резюмирует так: католики приняли «предписания человеческие» («Doctrine of the Precepts of Men») как руководство в вере и к действию, вместо того чтобы следовать воле Божьей. Протестантов Пенн делит на англикан и сепаратистов. Англикане в елизаветинские времена были довольно терпимы, но во времена Реставрации так же жестоко обращаются с квакерами, как католики во времена Марии Тюдор обращались с англиканами, так что англикане лишь немногим лучше, чем католики. В одной, хотя и длинной, фразе от Пенна достаётся также и иудеям, «которые распяли Господа Жизни». Пенн бранит университеты, которые стали местами, словно специально предназначенными для культивирования «лености, распущенности, богохульства, расточительства и вопиющего невежества» («idleness, looseness, prophaneness, prodigality, and gross ignorance»). Сепаратистов же Пенн ругает за то, что они выбирают себе таких руководителей, которые озабочены земными нуждами, а не тем, как следовать воле Бога. Пенн признаёт: когда сепаратисты в оппозиции и их преследуют, то они – великие борцы за свободу совести; но оказавшись у власти, они едва ли не худшие угнетатели, чем англикане. В заключение Пенн противопоставляет пороки традиционных христиан неподдельным (sterling) добродетелям квакеров – народа, которому Бог открыл всю правду. Пенн взывает: «О вы, правители, священники и народ, – идолопоклонники, суеверы, плотские, одержимые гордыней, распутные, нечистые, насмешники, преследователи!» («Oye Idolatrous, Superstitious, Carnal, Proud, Wanton, Unclean, Mocking and Persecuting Princes, Priestsand People»). Для всех этих нечестивцев настало время покаяться и обратиться к той правде, что открылась квакерам. Квакеры обязательно победят, и их победа будет победой на всю вечность. Пенн уверен в этом, потому что квакеров собрал не какой-то, пусть замечательный, человек, а Сам «Господь сил, Вечно святый, Всемогущий, король святых» («everlasting Holy God Almighty, Lord of Hosts, and King of Saints»). Подпись под этой пламенной проповедью непростая: «Уильям Пенн, узревший величие невидимого Творца, побуждённый божественной любовью покарать с презрением славу фараонов, не опасаясь гнева князей мира»
124.
В октябре – ноябре 1668 г. Пенн вступил в публичную полемику с англиканами Томасом Дэнсоном (Danson, Thomas, ум. 1694) и Томасом Винсентом (Vincent, Thomas, 1634–1678). Эта полемика оказалась для него чревата крупными неприятностями.
Внешняя канва спора была такова. Пастор Томас Винсент, пресвитерианин, в своё время учился в Оксфорде, был капелланом Роберта Сиднея, графа Лестера, позднее – пастором церкви св. Марии Магдалины на Милк-стрит в Лондоне. В 1660 г. Винсент потерял это место из-за Реставрации и стал пастором в Спитальфилдсе (Spitalfields, ныне в черте Лондона). Он был известен как учёный и красноречивый проповедник, но при этом грубиян. Однажды два его прихожанина любопытства ради отправились на собрание квакеров в Сити – и неожиданно их увлекло услышанное там. Когда Винсент узнал об этом, то обозвал своих прихожан богохульными лицемерами и еретиками, достойными геенны огненной. Тогда квакер Джордж Уайтхед (Whitehead, 1635–1723)125 и Уильям Пенн явились в Спитальфилдс к Винсенту и потребовали, чтобы Винсент назначил время и место, когда бы они в присутствии его паствы могли ответить на его нападки. Винсент долго не соглашался, а когда после уговоров согласился, то лишь при условии, что время и место определит он. Уайтхед и Пенн условие приняли. Винсент назначил такое собрание на один из ближайших вечеров в своей церкви. Народу собралось много: богословские диспуты тогда вызывали общий интерес. Но когда Пенн и Уайтхэд явились на спор, в церкви были только сторонники Винсента, которых он заранее оповестил. Уайтхед попытался начать дискуссию, но Винсент тотчас перебил его и заявил, что вопросы будет предлагать только он, а квакеры пусть только отвечают. На это Пенн соглашаться не хотел, но публика поддержала Винсента, и Пенн вынужден был согласиться. Тогда Винсент грозно спросил «богохульных еретиков»: признают ли они Св. Троицу, единосущную и нераздельную? Уайтхед и Пенн согласно ответили: в Писании нет этого догмата в такой форме. Винсент процитировал: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино» (1-е Ин. 5: 7). Квакеры попросили разъяснить, что это значит. При этом они не указали, что именно им в этом библейском пассаже непонятно. Диспут сразу же зашёл в тупик и превратился в невразумительную перебранку. Когда кто-то из участников затронул вопрос о смысле догмата искупления (Atonement), Винсент сразу же отказался рассматривать любые заявления Пенна и Уайтхеда по существу: он заявил, что обсуждать можно только учение, изложенное в тех терминах, какими пользовался он, то есть в терминах традиционного богословия.
