У дьявола в плену - [82]

Что чувствовал Маршалл?

Странно, но в этот момент она почему-то вспомнила о Джулиане. Еще более странным был выбор времени для этих воспоминаний. Она вдруг подумала о том, что мать Маршалла могла бы поехать в Египет вместе с мужем, если бы захотела. Или она могла бы потребовать, чтобы ее муж остался в Эмброузе и выполнял обязанности, предписанные его положением в свете. А Джулиана просто смирилась перед обстоятельствами. Возможно, именно это безразличие подстегнуло желание Эйдана жить в Египте.

Может, именно этот урок Давине следовало извлечь из дневников Джулианы? Жизнь – это величайший подарок, и от него нельзя отказываться, не понимая его Истинной ценности. Любовь – это второе самое – после жизни – большое богатство человека, и его нельзя променять на такую ничтожную вещь, как гордость.

Джулиана жила той жизнью, которую сама выбрала, но только под самый конец, когда уже было слишком поздно, поняла, что она могла изменить ее.

Давина не будет сидеть в Эмброузе и в отчаянии заламывать руки. И не останется в Эдинбурге, упиваясь своим горем. Она изъездит вдоль и поперек весь мир и найдет специалистов, изучающих психические болезни, будь они хоть в Глазго, хоть в Париже или Америке.

Колеса кареты заскрипели, и Давина поняла, что они проезжают по деревянному мосту. Она расправила юбки, пожалев, что не надела еще одну нижнюю юбку. У нее вспотели ладони и участился пульс, во рту пересохло. Ее вдруг обуял страх, и она ничего не могла с этим поделать.

Ей захотелось забиться в угол, накрыться одеялом и притвориться, что ничего не происходит. Но тогда она не жена, а беспомощный ребенок.

Карета замедлила ход, и она услышала, как кучер что-то крикнул.

Наконец карета остановилась.

Замок был расположен на каменном мысу и казался неприступным. Вход в него был через узкую арку, вырубленную в черном камне.

– Этот Брэннок выглядит не очень-то приветливо, – заметила Нора.

Джим промолчал, но его взгляд, брошенный на Давину, был не слишком уверенным. Он, видимо, сомневался, что их вообще впустят в замок.

Давина оглядела здание. Вокруг него на врытых в землю высоких столбах висели зажженные фонари. При ближайшем рассмотрении оказалось, что стены были выложены красным кирпичом, но при взгляде с подножия горы они казались черными, что, очевидно, и дало название этому зданию.

Они долго молчали. Ни один из них не решался первым выйти из кареты. Только кучер слез с козел, и Давина видела, как он исчез за опущенной решеткой, а через минуту раздался звук ударов по дереву.

– Что он делает? – спросил Джим.

– То, что должна делать я, – ответила Давина.

Она колебалась: идти ей за кучером или оставаться в карете?

Прежде чем она успела собраться с духом и последовать за Чемберсом, дверца кареты неожиданно распахнулась, и она увидела кучера, рядом с которым стоял какой-то человек в черном. Виднелась лишь белая полоска вокруг шеи. Пуританин?

– Ваше сиятельство, это Доминик Ахерн. Думаю, он ирландец. Говорит, что он здесь сторож.

– Я не сторож, ваше сиятельство. Я смотритель замка Брэннок.

Ахерн был ниже ростом, чем кучер, и не такой толстый. У него было узкое худое лицо с тонкими усами, кончики которых почему-то смотрели в разные стороны – один в сторону подбородка, а другой в сторону уха. Давина поймала себя на том, что эти усы странным образом ее заворожили. В остальном его лицо выглядело молодым, хотя он вряд ли был так молод, раз ему доверили такой ответственный пост.

Частные приюты вроде Черного замка должны были приносить доход своим владельцам. Так что они наверняка не наняли бы новичка или дурака.

– Насколько я знаю, здесь находится мой муж, – сказала Давина вместо приветствия. – Маршалл Росс, граф Лорн. Я приехала, чтобы забрать его домой.

– Боюсь, это невозможно, ваше сиятельство, – почтительно поклонившись, ответил Ахерн. – В отношении вашего мужа было получено свидетельство о необходимости неотложной помощи. В таких случаях я должен наблюдать за пациентом в течение трех дней. До истечения этого срока я не могу освободить графа. Однако, если я сочту, что вашего мужа необходимо задержать здесь дольше, я сообщу вам о своем решении.

Давина широко распахнула дверцу кареты и вышла без помощи кучера или Джима. Джим, а за ним Нора последовали за ней и встали за ее спиной.

– Кто подписал это свидетельство? – поинтересовалась Давина.

– Доктор Марш, – ответил он с легким поклоном.

– Мне это имя незнакомо, и, я полагаю, моему мужу тоже. Возможно ли, чтобы человека объявили сумасшедшим на основании подписанного кем-то свидетельства?

– Мы частное учреждение, ваше сиятельство. Мы соблюдаем все законы, стоящие на страже здоровья наших пациентов.

Она сразу поняла намек.

– И вам за это платят.

Он склонил голову в знак согласия.

– Кто?

– Я не могу вам этого сказать, ваше сиятельство.

Она посмотрела на него долгим взглядом. Она поступила мудро, заглянув в Египетский дом.

– Мне кажется, ваше сиятельство, что вы сможете отдохнуть от буйного поведения вашего мужа.

– Мой муж дома никогда не был буйным.

– Однако граф вел себя весьма агрессивно, когда его к нам привезли.

– И что вы с ним за это сделали?