У дикарей - [12]

— С Керимкой? — почему-то особенно удивился один, бородатый, с очками на глазах, сухой из себя чиновник.

— Да, с Керимкой, — говорю я просто, не подозревая даже, какое впечатление произвело на него одно имя этого киргиза.

— С Керимкой? — спрашивает меня другой товарищ его по охоте.

И, прежде чем я успел ответить, недоумевая еще, чем особенно ознаменовал себя этот киргиз, раздался такой оглушительный хохот всей компании, что я даже покраснел от этой неожиданности.

На все наши расспросы про Керимка ровно никто из чиновников не ответил ни слова; но все продолжали заливаться таким заразительным хохотом, что мы тоже хохотали чуть не до слез, видя общее небывалое веселье в этой юрте.

Наконец, кто-то из компании вздумал нас познакомить с Керимкой:

— Керимко, — начал он, — это такой плут-киргизишко, такая продувная бестия, каких еще, кажется, не рождала эта степь от сотворения света!..

Но прежде чем он приступил, как следует, к описанию нашего знакомого, ему кто-то из угла палатки погрозил кулаком так знаменательно, что он плюнул только, и потянулся за стаканом своего кумыса, как бы сразу забывши тему рассказа.

Но, вероятно, не заметивши этого, кто-то другой из компании решился нас познакомить с личностью этого киргиза:

— Керимко что… он проведет и выведет из терпения любого охотника из русских!..

Но и тот как-то вдруг смутился, уже на предисловии, и закашлялся вдруг, когда кто-то из начальства почтового окликнул его, назвавши только одну его фамилию, но таким голосом, который сразу оборвал его охоту к рассказу.

Между тем, нас так заинтересовал этот киргиз, что мы настойчиво расспрашивали про него компанию, которая, видимо, чего-то стеснялась.

Заметно было, что более всех беспокоился в этой истории бородатый сухой чиновник с очками, который то откидывался назад, как бы не желая быть теперь видимым, то строго озирался, блестя стеклами очков, то вдруг принимал такую сердитую деловую физиономию, как бы занятый уже, Бог весть, каким почтовым делом.

Мы сразу нащупали, что он был виновником какой-то смешной охотничьей истории и, наливши ему стакан свежего кумыса, стали просить его рассказать историю, если, разумеется, это только не тайна.

— Какая тайна! Какая тайна! — вдруг словно прорвало его, — когда об этом знает половина уже степи!.. Но мне, признаться, не хотелось бы, чтобы знали об этом совсем посторонние люди!..

Мы уверили, что мы не посторонние, если так сразу сошлись и подружились; мы уверили, что сохраним тайну этой степи, и чиновник, хотя выругался при этом вынужденном согласии, но согласился. И юрта в первый раз словно замерла в ожидании рассказа этой интересной истории, которую нам расскажет сам ее виновник.

Но он распорядился:

— Белоусов, расскажи нешто ты им эту историю с Керимкой-подлецом, — ты мастер рассказывать, другие так не умеют — обратился он к тому чиновнику, который уже начал было рассказ, — но только смотри, без прикрас, я тебе иначе вот!.. — показал он ему кулак, как бы без слова дополняя сказанное.

Веселый рассказчик чиновник только крякнул от предстоящего удовольствия и распорядился принести еще ведро кумыса, чтобы дополнить эффект своего рассказа.

Принесли ведро свежего кумыса; подали стаканы свежие, и, когда все отпили из них и откинулись на свои мягкие подушки, веселый рассказчик только этого и дожидался.

Я вам говорил уже, господа, что Керимко — каналья!.. Мало этого — это такая продувная, киргизская морда, какую давно уже следовало бы нашему брату — охотнику знать хорошенько!.. К сожалению, русский охотник обладает страшной терпеливостью, почему, я полагаю, на его долю и выпадают продувные штуки этого Керимки! Помните, дорогой наш соратник по полю, Ефим Яковлевич, как этот самый Керимко с своей плутовской замашкою заманил вас позапрошлым летом на болотную кочку?

— Ну, что тут о кочке — ты рассказывай нам суть! — раздался, было, чей-то нетерпеливый голос; но его тут же прервали, прося не сбивать с рассказа опытного рассказчика, который, было, уже остановился.

— Помните кочку, говорю, болотную, на которую вас усадил этот ваш прославленный Керимко и заставил не только сидеть в ожидании гусей, которые и не заглянули, где вы сидели, ваше благородие, а заставил даже носиться чуть не целые сутки по болоту? Кто из киргизов мог устроить такую историю, чтобы потом покатываться на кошмах от смеха над русским чиновником? Кроме Керимки, плута этого, никому в степи не выдумать.

— Вам мало было, ваше благородие, этого урока хитрого киргиза, — продолжал рассказчик, — вы отправились с ним еще на пропавшую тушу дикой свиньи! Свинья эта, знал прекрасно ваш Керимко, да и с ним все его юрты проклятые, пропала самой естественной смертью, но Керимко устроил из этой свиньи такую вам свинью, о которой стыдно вспомнить!.. Помните, ваше благородие, как он все соблазнял Васе на свиную облаву с ребятишками, как вы пришли в самое наилучшее от этого настроение, только удивляясь смышлености киргиза, и помните, сколько удовольствие это вам стоило на медь и серебро, которое перепало бедным юртам, и в результате явилась какая-то старая, уже облезлая свинья, в смерти которой вы совсем неповинны?