У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя - [34]

Впрочем, он не заставил себя долго ждать. Начала активничать авиация, затем пришли в движение и наземные войска, двинувшиеся вслед за нами. Завязались бои. Насколько можно было судить по доходившей до нас информации, продолжало осложняться положение на левом фланге. В этой обстановке 25–ю Чапаевскую дивизию принял новый командир — генерал–майор Иван Ефимович Петров.

Не буду пересказывать все события исключительно тяжелого для нас дня 20 августа — дня начала боев на ближних подступах к Одессе. О том, какова была обстановка, мне кажется, достаточно красноречиво свидетельствуют следующие строки из журнала боевых действий Приморской армии:

«…На всем фронте 95 сд идет ожесточенный бой, наши части несут большие потери. Командир дивизии бросил последний свой резерв—100 чел. в стык 161 и 90 полков. Пулеметная группа майора Чиннова (начальник штаба дивизии, —В. В.) ведет ожесточенный бой за Выгоду. Командир 90 стрелкового полка полковник Соколов лично с двумя зенпульустановками выбил противника с высоты 28.8 с большими для него потерями. Положение 95 сд чрезвычайно напряженное…»

В этой записи мало подробностей. Но уже то, что командир полка на одном участке, а начальник штаба дивизии на другом лично руководили действиями небольших групп пулеметчиков, показывает, каких усилий стоило сдержать двинувшегося вслед за нами врага. Однако сбить нас с нового оборонительного рубежа он не смог. Вовремя поддержал нас высланный штабом армии бронепоезд.

Натиск противника не ослабевал и в последующие дни. Над боевыми порядками дивизии висела вражеская авиация. С 22 августа атаки пехоты и танков стали предприниматься и по ночам, чего не бывало раньше. Против Западного сектора сосредоточились части четырех пехотных дивизий и кавбригада — основная группировка фашистских сил, осадивших Одессу.

От пленных офицеров мы узнали, что в действующих здесь частях побывал сам Антонеску, приказавший взять Одессу любой ценой и в кратчайший срок. В попавшем в наши руки приказе по 3–му армейскому корпусу румын говорилось, между прочим, следующее: «Господин маршал Ион Антонеску отмечает: за последнее время установлены случаи самоувечья солдат — подлецов и трусов, уклоняющихся от светлого долга перед страной. В дальнейшем приказываю врачам всех эшелонов тщательно рассматривать подобные случаи самоувечья и виновных в подлости расстреливать по приказу командира части на месте перед строем».

Вот как поддерживало фашистское командование «наступательный дух» в своих войсках, которые, не считаясь с потерями, атаковали нас и днем и ночью…

В один из этих трудных дней мне позвонили из штаба армии:

— Направляем в ваше распоряжение отряд черноморских моряков. Их четыреста пять человек. Вооружены самозарядными винтовками. В отряде пять станковых и пять ручных пулеметов…

Обрадованные, едем с комиссаром дивизии во второй эшелон — встречать черноморцев. Знакомимся с командиром и комиссаром прибывшего отряда. Это майор А. С. Потапов и старший политрук С. Ф. Изус. Оба люди флотские, хотя, кажется, не с кораблей. А краснофлотцы в основном из плавсостава. Каждый из них подавал по начальству рапорт о том, что хочет бить врага на передовой.

Вид у моряков бравый, четко держат строй. Все в бескозырках и черных бушлатах. Поверх бушлатов — пулеметные ленты крест–накрест. Так и встают перед глазами их отцы — герои Октября и гражданской войны.

Поздоровавшись, объявляю, что отряду дается два дня, чтобы освоиться на суше, познакомиться с обстановкой. Больше дать нельзя — трудно у нас сейчас. Однако моряки, словно сговорившись, начинают дружно отказываться и от этих двух дней. Наперебой просят поскорее послать в бой.

Мне по душе их настроение. Но пробую объяснить, что воевать на суше, сидеть в окопах в морской форме, пожалуй, не очень удобно и лучше бы переодеться в красноармейскую. К тому же человек в черном гораздо заметнее в поле, и врагу легче в него целиться. А уж пулеметные ленты поверх бушлатов совсем ни к чему — только мешать будут…

Но переодеваться краснофлотцам явно не хотелось. Высокий плечистый старшина ответил за всех:

— Разрешите нам, товарищ генерал, идти в бой матросами. Если придется умереть за Родину, умрем уж в тельняшках!

По рядам прошел гул одобрения, и я понял, что настаивать на переодевании не следует. Пусть чувствуют себя наследниками традиций матросов гражданской войны. Те ведь тоже не расставались со своими бескозырками и бушлатами, куда бы ни заносила их военная судьба.

Решили с комиссаром послать весь отряд в распоряжение командира 161–го полка — на самый боевой участок. Полковнику Сереброву я приказал моряков по батальонам не делить, а использовать как ударный кулак.

Жизнь подтвердила, что это было правильно. Моряки, хотя и не прошли почти никакой подготовки к боевым действиям на суше, сражались бесстрашно, соперничая друг с другом в удали и отваге. Уже через несколько дней нам стало известно от пленных, что румыны прозвали их «черными дьяволами». Начало такой репутации моряков положил дерзкий рейд отряда Потапова по вражеским тылам.

Надо сказать, что рейд этот не предусматривался ни командованием дивизии, ни командиром 161–го полка, которому подчинялись моряки. Мы вели бои за восстановление своих позиций в районе станции Выгода, где противник нас потеснил, и Серебров поставил краснофлотскому отряду задачу — прорвав оборону румын слева от железной дороги, идти затем на соединение с батальоном, наносящим удар с другой стороны дороги. Первую часть задачи моряки выполнили — в расположение врага ворвались. Однако затем, увлекшись атакой, пошли не направо, а… прямо вперед.