У чёрного моря - [7]
Остаётся склониться в тень другого литературного одессита, на склоне изворотистой своей жизни изобретшего жанр, который он несколько кокетливо назвал “мовизм” от французского “mauvais”-”скверно” - этакую мозаику обрывочных текстов, напрашивающуюся для темы “Одесса”, в литературе столь многократно и талантливо прокрученной, что вроде бы явный перебор грозит, но как не попробовать? И по опыту средневековых центонов, выстроенных из стихотворных цитат, сцепить греющие душу литературные выдержки, и документы, и свидетельства очевидцев - не слишком трудная задача автору, склонному паразитировать.
Сверх того у меня сентимент: детство моё частично в том городе состоялось. Потом, в юности и молодости, одурманенных комсомольской страстью к покорению Сибири, неимоверный мой одесский патриотизм сменился презрением к бесперспективности увядающего города с его безголосой оперой, отжившими хохмочками и дешёвой романтикой моря. Теперь же, с высоты (или из глубины) прошедших десятилетий, из захолустья и громокипения Ближнего Востока проглядывался мне тот прославленный знаменитыми голосами и перьями город великолепием. Каялась моя душа.
Cверх того: Евгения Ефимовна просила. В письме в израильский Мемориал Шоа - еврейской Катастрофы. Мемориал Яд ва-Шем.
5. ГРОДСКИЙ
В Яд ва-Шем пишут много и разное. Воспоминания, благодарности, претензии, стихи - из глыбы общей Памяти люди высекают свои искры боли, умиления, недовольства. Просьбы приходят самые неожиданные - например, помирить с мужем, бросившим семью, или вроде такого: “Я, Рабинович Игорь Рафаилович, заслуженный работник милиции 35 лет стажа, имею правительственные награды. Хочу как еврей помочь государству Израиль в вопросе памяти евреев, убитых в Отечественной войне. Посылаю список погибших воинов-евреев, которых я выписал из архива нашего райвоенкомата, и мне перепечатали на машинке как знакомому. Это большая работа, всего 529 фамилий... Эту большую работу я сделал бескорыстно, живу на пенсии и не имею дополнительных доходов. Прошу оплатить мой труд хотя бы 150-200 долларов. Ко мне в Таракановск деньги не присылайте, а прошу отдать моему сыну, который проживает у вас в Израиле по адресу...”
“Фраеров нету, гони монету” - мудрость народная международная.
Есть, есть еще, однако, фраера. Письмо Е. Е. Хозе - совсем иная просьба, робкой рукой. Она, Евгения Ефимовна Хозе - девочка Женя в Доманёвском гетто Одесской области - выжила с помощью неевреев, и вот: “Если бы можно было сообщить о подвиге этих людей в прессе - это было бы справедливо”.
Тех, кто спасал евреев в годы Шоа, в Израиле награждают званием “Праведников Народов Мира”. Спасённые евреи часто просят воздать их спасителям эту почесть, но такое скромнейшее “сообщить в прессе” и наивная русско-советская вера в силу печатного слова - подкупали. К тому же имя главного спасителя, Константина Михайловича Гродского, интриговало: не еврей ли сам, такому сидеть бы тише мыши... Я ткнулся к Хозе с письмом-просьбой о подробностях, она ответила - назвала свидетелей, других спасённых и спасителей, некоторые ещё здравствовали, кто на той одесской, кто на здешней израильской земле. В переписке с ними, в разговорах, намотанных на магнитофонную плёнку, закрутилась тема, и вот в иерусалимской моей квартире дрожат на столе старушечьи строчки писем, смотрят глаза с давних блеклых фотографий, сползают с кассет хрипловатые старательные голоса...
Лидия Гимельфарб (интервью): “Гродского я знала с 1930 года, а до того слышала о нём. Говорили, что до революции он был меньшевиком, а потом от всего этого отошёл, стал беспартийным, но сохранил большие связи с верхушкой большевиков, чуть ли не до Ленина. Иначе его бы уничтожили. Ведь он был необыкновенным человеком, как только слышал о несправедливости с кем-нибудь - сразу вмешивался.
В конце двадцатых годов в поликлинике, где он работал врачом-венерологом, убили одного врача-грузина. Очень уважаемого, но он был чем-то неугоден властям. И вот к нему в кабинет зашёл человек и застрелил его. Вся Одесса кипела... Мол, это чекисты [карательные органы] устроили. Их было полно и на похоронах, они старались, чтобы не было шума. Похороны начинались в поликлинике, тело лежало там. Собралась уйма людей. На балкон вышел Гродский и на всю эту колоссальную толпу произнёс блестящую речь с возмущением о зверском убийстве доктора. Одесситы вспоминали известную речь Ленина в Петрограде с балкона Кшесинской. Гродский вообще немного походил на Ленина: невысокого роста, такая же лысина, такое же лицо овальное, а волосы тёмные, гладкие, глаза карие...
Выступлением Гродского вся Одесса восхищалась, все знали, что это очень опасный поступок, вразрез с партийной линией. Но Гродский всегда шёл на защиту другого, невзирая на возможные свои неприятности. Например, в одной семье три брата - два меньшевика и один сионист - сидели в тюрьме. Время голодное, нужны передачи, а семья бедная. Гродский о них узнал и сразу стал помогать. Он был авторитетом, величина в Одессе, но всё-таки никто не понимал, как он ничего не боялся”.
...огромное, фундаментальное исследование еврейского вопроса, затрагивающее все области гуманитарного знания и все этапы тысячелетней диаспоры. ...перед нами не «ворох материала», а тщательно выверенная и проработанная система фактов, событий и цитат, имеющая художественную логику и духовную сверхзадачу. Эта логика и эта сверхзадача имеют отношение к коренным закономерностям нашего общего сегодняшнего бытия. Кто-то должен был написать такую книгу. Её написал Аб Мише.Лев Аннинский, МоскваГоворя об этой книге, невольно подражаешь её внутреннему ритму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Здесь - попытка разглядеть в истории корни ненависти, приведшей человечество к конвейерному убийству определённой его части, которое называют Катастрофой евреев, Холокостом, Шоа, а точнее всего по-гитлеровски: "Окончательным решением еврейского вопроса".Уникальное это явление, отдаляясь во времени, звучит всё глуше в сознании людей и всё выразительнее в кровавых вакханалиях XXI-го века.Глядишь, и по наущению какого-нибудь европейского профессора или полоумного азиатского вождя люди решат, что уничтожения евреев вообще не было, и развернётся новая гульба смерти, неистовей прежних, - решение совсем уж окончательное, не только для евреев, а всеобщее, полное.И показалось автору уместным сделать книжку, вот эту.
Мужество и трусость, героизм и покорность странным образом переплетаются в характере еврейского народа, и этот мучительный парадокс оборачивается то одной, то другой своей стороной на разных этапах еврейской истории, вплоть до новейшей, с ее миллионами евреев, «шедших на бойню, как бараны», и сотнями тысяч, демонстрировавших безумную храбрость в боях великой войны. Как понять этот парадокс? Какие силы истории формировали его? Как может он влиять на судьбы нового еврейского государства? Обо всем этом размышляет известный историк антисемитизма Аб Мише (Анатолий Кардаш), автор книг «Черновой вариант», «У черного моря» и др., в своей новой работе, написанной в присущей ему взволнованной, узнаваемо-лиричной манере.
Предисловие и послесловие к книге Джека Майера "Храброе сердце Ирены Сендлер" (https://www.eksmo.ru/news/books/1583907/, http://lib.rus.ec/b/470235).
АБ МИШЕ (Анатолий Кардаш)Старая-старая песня«Окна» (Израиль), 5 и 12 апреля 2007 г.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.