У царских врат - [13]

Шрифт
Интервал

Іервенъ. Да, ты правъ, Бондесенъ. Если бы газеты не занялись имъ, когда онъ вступилъ въ критическій возрастъ, онъ былъ бы и теперь неизвѣстенъ. Но пришли другіе, явился ты; вы писали о немъ замѣтки, напоминали о немъ, выставляли его, раздували его, не смолкали ни на минуту. И вотъ онъ — великій ученый.

Бондесенъ. Я нахожу, что всеобщее уваженіе, которымъ пользуется профессоръ Гиллингъ, должно бы заставить тебя нѣсколько не довѣрять своему мнѣнію.

Іервенъ. Нѣтъ, совершенно напротивъ. Это заставляетъ меня не довѣрять его мнѣнію о себѣ.

Карено киваетъ головой.

Бондесенъ. Это изумительно.

Фру Карено. Да, это изумительно.

Іервенъ. Пока умственно богато одаренный человѣкъ высоко держитъ голову и не гнетъ спины, о немъ или замалчиваютъ или нападаютъ на него. Но какъ только онъ начинаетъ сдаваться, опускаетъ голову и чувствуетъ себя побѣжденнымъ, тогда общественное мнѣніе мѣняется; тогда пресса становится сочувственной, благорасположенной; къ нему относятся великодушно, въ немъ отыскиваютъ заслуги. И вотъ создается всеобщее уваженіе.

Фрэкенъ, увлеченная. Нѣтъ, какъ онъ хорошо заговорилъ. Это стоитъ послушать. Идетъ къ письменному столу и становится рядомъ съ Карено.

Бондесенъ. Это, право, смѣшно: я долженъ защищать человѣка, который совсѣмъ не принадлежитъ къ моей партіи.

Фру Карено. Это прекрасно съ вашей стороны.

Іервенъ. Пожалуйста, возьми другого стараго профессора. Если ты можешь найти такого среди правой.

Бондесенъ къ фру Карено. Онъ думаетъ, что это очень остроумно.

Іервенъ. Возьми ихъ всѣхъ, если хочешь. Въ общемъ всѣ столѣтніе старцы на землѣ — профессора. Замѣтьте, кто молодъ, желаетъ другого, чѣмъ они, и имѣетъ настолько святого огни, чтобы быть въ состояніи что-нибудь передѣлать, они уже тутъ какъ тутъ около него. Сначала идутъ добрые совѣты, затѣмъ начинается отстраненіе, противодѣйствіе и насиліе. Чередъ за тобой, Карено; ты разсердилъ одного изъ почтенныхъ холоповъ.

Карено. Благодарю тебя, Іервенъ. Ты говорилъ такъ, точно читалъ въ глубинѣ моего сердца. Протягиваетъ ему руку. Давно ужъ я не получалъ такой поддержки.

Фру Карено. Іервенъ не знаетъ нашихъ обстоятельствъ.

Карено, взволнованно улыбаясь. Совершенно откровенно признаюсь, дѣла наши идутъ въ настоящее время очень плохо. Мы такъ бѣдны, что скоро намъ не будетъ никакого спасенія. Мы ждемъ судебнаго пристава; завтра или послѣзавтра насъ опишутъ, если я не найду какого-нибудь исхода. А у меня только однѣ прекрасныя надежды. Но во всякомъ случаѣ я никогда себѣ не позволю входить въ сдѣлки.

Бондесенъ. Это зависитъ отъ того, надо ли съ чѣмъ-нибудь считаться, нѣтъ ли какихъ-либо опредѣленныхъ обязанностей.

Фру Карено, утвердительно кивая. Безъ сомнѣнія!

Фрэкенъ. Я стою за господина Карено.

Бондесенъ. Съ этимъ "святымъ огнемъ" часто теряютъ больше, чѣмъ выигрываютъ!

Карено, не слушая его, къ Іервенъ. То, что ты говоришь, вполнѣ совпадаетъ и съ моимъ чувствомъ. Оборачиваясь. Я хочу только сказать тебѣ, Элина, — если профессоръ Гиллингъ придетъ еще разъ, я не приму его.

Бондесенъ добродушно. О, этого не доставало! Совсѣмъ не такъ плохо имѣть за спиной профессора Гиллинга. Улыбаясь. Но вы, философы, всегда такъ! Если вамъ что-нибудь придетъ въ голову, то вы идете напроломъ. Мы, другіе, всѣ мы должны сообразоваться съ отношеніями. Если все идетъ навыворотъ, то мы должны, какъ бы это сказать, надѣяться немножко и на другую власть. На высшую власть.

Эрвенъ наклоняется впередъ, прислушивается. И это ты, Эндре Бондесенъ, говоришь — "высшая власть"?

Бондесенъ. Ахъ, не придирайся! Можно же говорить, что думаешь; конечно, очень красиво быть свободомыслящимъ и скептикомъ, и все такое; но съ теченіемъ времени это становится недостаточнымъ; это не даетъ полнаго удовлетворенія. Я говорю по своему опыту.

Фру Карено. Да, правда! Я это такъ часто говорила Ивару, но онъ не обращаетъ на это вниманія. Онъ, конечно, и въ Бога не вѣруетъ.

Карено, прислушиваясь. Мнѣ показалось… Мнѣ показалось, что стукнула калитка?

Фрэкенъ. Да, я тоже слышала шумъ.

Kapено безпокойно. Но теперь никто не можетъ притти. Уже поздно.

Фру Карено къ Бондесену. Какую правду вы сказали! Я рада, что мы съ вами одинаково думаемъ. Я чувствую, что это такъ.

Ингеборгъ входить изъ кухни. Тамъ пришелъ человѣкъ, который хочетъ говорить съ барыней.

Фру Карено. Со мной? Пришелъ человѣкъ? Ахъ, да, я знаю. Что же онъ не пришелъ раньше? Выходить съ Ингеборгъ.

Фрэкенъ. Говори еще, говори еще, Карстенъ! Ты такъ чудесно говоришь. О, ты непоколебимъ!

Фру Карено входитъ. Я должна позвать его сюда. Но ты, Иваръ, не долженъ его видѣть. Ты долженъ уйти.

Карено. Я долженъ уйти'?

Фру Карено. Пойди пока въ спальню. Ну! Хочетъ его выпроводить.

Карено. Я еще никогда не слыхалъ такихъ капризовъ.

Фру Kapено нетерпѣливо. Ахъ, Господи, да иди же, слышишь! Вѣдь не надолго!

Карено. Въ спальню! тамъ темно! Вѣдь ненадолго.

Фру Карено запираетъ за нимъ дверь. Быстро просіявъ. Дѣло въ томъ, что на-дняхъ Ивару будетъ двадцать девять лѣтъ.

Остальные. А!

Фру Карено. Тамъ принесли подарокъ. Я придумала, только не знаю, подойдетъ ли это.

Іервенъ. Конечно, кисетъ для табаку?

Фру Карено.


Еще от автора Кнут Гамсун
Пан

Один из лучших лирических романов выдающегося норвежского писателя Кнута Гамсуна о величии и красоте природы и трагедии неразделенной любви.


Голод

«Голод» – роман о молодом человеке из провинции, который мечтает стать писателем. Уверенный в собственной гениальности, он предпочитает страдать от нищеты, чем отказаться от амбиций. Больной душой и телом он превращает свою внутреннюю жизнь в сплошную галлюцинацию. Голод обостряет «внутреннее зрение» героя, обнажает тайные движения его души. Оставляя герояв состоянии длительного аффекта, автор разрушает его обыденное сознание и словно через увеличительное стекло рассматривает неисчислимый поток мыслей и чувств в отдаленных глубинах подсознания.


Август

«Август» - вторая книга трилогии великого норвежского писателя, лауреата Нобелевской премии К.Гамсуна. Главный персонаж романа Август - мечтатель и авантюрист, столь щедро одаренный природой, что предосудительность его поступков нередко отходит на второй план. Он становится своего рода народным героем, подобно Пер Гюнту Г.Ибсена.


Виктория

История о сильной неслучившейся любви, где переплелись честь и гордыня, болезнь и смерть. И где любовь осталась единственной, мучительной, но неповторимой ценностью…


Странник играет под сурдинку

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Голод. Пан. Виктория

Три самых известных произведения Кнута Гамсуна, в которых наиболее полно отразились основные темы его творчества.«Голод» – во многом автобиографичный роман, принесший автору мировую славу. Страшная в своей простоте история молодого непризнанного писателя, день за днем балансирующего на грани голодной смерти. Реальность и причудливые, болезненные фантазии переплетаются в его сознании, мучительно переживающем несоответствие между идеальным и материальным миром…«Пан» – повесть, в которой раскрыта тема свободы человека.