У Белого Яра - [25]

— Чиновник, говоришь?! — вспылил Пичугин. Мгновение он сердито смотрел в окно, а когда повернулся, лицо его уже озаряла мягкая улыбка.

Он размашисто зашагал по кабинету.

— Послушай, Павел... Нам, большевикам, иногда приходится делать не то, чего хотелось бы. Знаю, натура у тебя боевая, от бумаг у тебя душу мутит, но пойми обстановку! Буржуазии с помощью чехов удалось совершить контрреволюционный переворот в Кургане, она рассчитывает, что Советы в уезде распадутся сами. Не выйдет! Где можем, мы должны удержать власть в руках. Это очень важно! Мы не имеем права лишать народ веры в Советы, а народ это такая, брат, силища...

Скрябин невольно залюбовался удивительно моложавым лицом Дмитрия с крохотными, точно приклеенными усиками на мальчишески вздернутой верхней губе.

— Дмитрий Егорович, сколько тебе лет? — неожиданно спросил он.

— Двадцать пять... А что?

— Да вот гляжу и думаю: кто научил тебя житейской премудрости?

— Партия!

Пичугин устало опустился на диван, откинулся на широкую кожаную спинку. Рядом с ним пристроился Скрябин. С минуту они молчали.

— Веками народ мечтал о счастливой жизни, — тихо, словно сам с собой, заговорил Дмитрий. — И вот она пришла. Имя ее — советская власть, а ты, Павел, ее представитель!..

Скрябин не ответил, но по тому, как тепло засветились его глаза, Дмитрий понял, что он взволнован.

— Мы, — продолжал Пичугин, вставая, — должны поднять народ на врага! Давай завтра соберем командиров боевых дружин, раздадим оружие, и тогда можно начинать партизанскую войну...

— А я бы сделал не так.

Пичугин выжидательно остановился перед Скрябиным, продолжавшим сидеть на диване. И тот изложил свой план.

— Надо созвать волостной съезд фронтовиков, принять на нем торжественную партизанскую присягу, вручить боевое знамя. Партизаны, вступая в отряд, почувствуют силу товарищеской спайки и солидарности, дух сознательной дисциплины.

Скрябин умолк, пытливо взглянул на Пичугина. Задумавшись, тот пощипывал кончики усов.

— Что ж, об этом стоит подумать, Павлуша.

— Подумай, — просто ответил Скрябин.

Весть о слете фронтовиков всколыхнула волость. Из самых отдаленных деревень шли в Усть-Суерскую коммунисты, солдаты, парни призывного возраста. С ними беседовал Пичугин.

Многих он знал лично по работе в крестьянской секции уездного Совдепа в Кургане. Это были надежные, проверенные люди, на которых можно вполне положиться.

Особенно обрадовал Дмитрия приезд Ильи Корюкина. Они не виделись после памятной встречи у Белого Яра. За это время пополнились ряды менщиковских партизан, в отряде стало около двадцати человек.

— Готовы выполнить самое, опасное поручение! — взволнованно закончил свой рассказ Корюкин.

— Верю!.. — Пичугин внимательно посмотрел на собеседника, словно видел его впервые. — Так вот, друже, запомни: ты больше не коммунист и не партизан!

— Что?! — задохнувшись, выкрикнул Корюкин. На его обострившихся скулах забегали нервные желваки.

— Да, Илья, отныне ты должен быть нашим «врагом». Так надо... Садись и слушай!

Пичугин заговорил сухим металлическим голосом... Борьба будет длительной и упорной. Чехам удалось захватить Челябинск, Омск, Ново-Николаевск, мятеж распространился на Волгу. Нельзя допустить, чтобы Сибирь была отрезана от центральной России. Враг силен и коварен. Придется не только сражаться с ним оружием, но вести скрытую, невидимую борьбу. Всюду должны быть наши люди, они нужны и в стане врага. От этих людей потребуется не просто храбрость, а необычайная, почти нечеловеческая выдержка, умение носить маску. Маску врага...

— Это задание партии, — тихо произнес Пичугин и дружески протянул руку. Илья твердо и решительно пожал ее.

...Длинная вереница всадников растянулась от самой Усть-Суерской до речной переправы. Перегруженный паромчик, натужно поскрипывая, медленно плыл через Тобол. Десяток проворных рук, держа веревочный канат, дружно помогали ворчливому паромщику преодолеть быстрину у крутого правого берега. Едва паром причалил,, как парии спрыгнули на деревянные мостки и с веселым гиканьем стали сводить на берег упирающихся лошадей.

На берегу пестрели толпы народа. В стороне паслись стреноженные лошади, а всадники, разбившись на группы, отдыхали в прохладной тени тальника. Вновь прибывающие, отыскав односельчан, подсаживались в кружок. Над поляной стоял многоголосый шум, в свежем утреннем воздухе таяли бесчисленные махорочные дымки, слышались неторопливые разговоры о крестьянском житье-бытье.

Усть-суерцы расположились около старой березы. Навалившись спиной на ее корявый ствол, худощавый солдат задумчивым взглядом обвел широкий луг, густо покрытый стрельчатыми метелками полевого костра и пушистыми усиками мятлика. В жарких лучах солнца степь играла и переливала всеми цветами радуги. «Хороша землица, — думал солдат. — Неужли опять отнимут ее у мужиков? Не отдадим!».

— Идут! Идут... — зашумели вокруг.

От речной переправы легко поднимались на косогор Пичугин и Скрябин. Рядом с ними шагал какой-то великан с лицом цыгана. Незнакомец был одет в длинную неподпоясанную рубаху; левая рука его, забинтованная в запястье, покоилась на широкой повязке, а в правой он нес древко со свернутым знаменем. Они прошли к старой березе, где стояли усть-суерцы. Сюда подвинулись и остальные.