У ангела болели зубы - [22]

Утром Сашка попытался написать мне записку, но порвал ее.

Я выслушал жену молча и когда она замолчала, спросил:

— Это все?..

Наташка пожала плечами:

— Да… Но Сашка, кажется, заболел. Утром у него было красное лицо и хриплый голос… — жена немного подумала и добавила. — А еще он плакал ночью…

7

Теперь я слушаю стук вагонных колес и думаю о Сашке… Я улыбаюсь и мое раздражение давно, бесследно прошло.

Я люблю Сашку… Но это чувство почти невыразимо! Я не могу описать его словами: это и жалость, и теплая нежность… Это и стремление простить ему все — все до последней капельки! — и почти мгновенное раздражение на любое его замечание.

Сашка — нелеп!.. Он словно выложенная из кубиков фигура — почти бесформенная, почти фантастическая — которая вот-вот должна рухнуть… Но что-то держит кубики вместе. Даже не кубики — саму Сашкину жизнь. Какая-то незримая, удивительно добрая — в тысячи, в миллионы раз добрейшая меня! — сила хранит Сашку в своих теплых ладонях.

«Иудой меня обозвал, балбес, — я улыбаюсь своим мыслям, — а за что?!..»

Я снова вспоминаю, как смотрел на Сашку, когда он стоял там, за церковными воротами.

Я снова улыбаюсь своим мыслям и думаю: Господи, дай мне сна, пожалуйста!.. Я устал и завтра у меня очень много дел. Да, я виноват перед Сашкой. Но не тем, что там, в церкви я молча смотрел на него и не тем, что не попытался затащить его в церковь силой, а тем, что ни разу не молился за него… Ни разу!

Я открываю глаза и смотрю на тьму перед собой.

Ни разу!..

Мне становится холодно.

А ведь я, в сущности, хуже Иуды, Господи… И поросенок совсем не Сашка, а я. Правда, да?..

Я снова и снова вспоминаю потерянное и жалкое Сашкино лицо.

«…Нельзя предавать, нельзя предавать! Нельзя прийти, а потом вот так просто — чудовищно просто! — потерять Бога. Потому что Бог умирает молча…»

Когда моему отцу перевалило за семьдесят, я хотел подарить ему цепочку и крестик. Отец сказал, что не возьмет крест. Я спросил почему… Отец сказал, что не хочет отвечать за это… Наш разговор оборвался. Отец не стал объяснять, за что именно он не хочет отвечать. Но я понял все. Отца учили не верить всю его жизнь тысячи умных людей… Тысячи умных Иуд. И он не умел верить. Отец не умел верить, потому что в нем вытоптали и извратили само понятие веры.

Но отец все-таки сказал эти слова… Главные слова! Он не хотел, чтобы принятый им Бог — умер. Но тогда как же будет судить его воскресший Бог? И осудит ли Он таких людей, как мой отец и Сашка?.. Или Бог осудит таких хладнокровных мерзавцев, как я?

Я слушаю стук колес и не могу уснуть.

Я думаю о том, что доказательство существования Бога можно найти даже в Его отрицании… На самом дне человеческой души. Потому что дно человеческой души — ее высвеченная человеческой и трагической искренностью первооснова — всегда Бог.

Сволочь

Все, Леша, с самой обыкновенной аварии началось… Ехал я по делам на своем «БМВ», как вдруг откуда-то сбоку, как черт из шкатулки, захудалый «Москвичок» выскочил. Долбанул он меня в бочару да так хитро, что я чуть было половину зубов на баранке не оставил. Даже услышал, как челюсть и нос у меня хрустнули.

Вытер я кровь с физиономии и думаю: все, мужик, кранты тебе!.. Из машины вышел злой как черт. Один шаг сделал, даже на «Москвич» взглянуть не успел, — поскользнулся. Весна была, гололед… Затылком ко льду приложиться по такой погоде — раз плюнуть. В общем, только небо мне в глаза брызнуло, а дальше — полная тьма.

В себя я только через пару дней пришел, уже после операции. Пошевелился чуть-чуть… Чувствую, состояние около нуля: зубы проволокой перевязаны, к правой руке, словно гирю подвесили, а на голове «чалма» из бинтов. Замычал что-то… Вдруг женское лицо надо мной склонилось. Прямо ангельское личико: красивое до тихого совершенства, а в глазах ничего кроме любви и сострадания.

Я мычу: м-м-м!.. Мол, что я и где я?!

Улыбнулась девушка. Улыбка у нее… Не расскажешь про такую улыбку, Леша, при всем желании ее не опишешь ее. Художником нужно быть. За такой улыбкой, Леш, любой мужик на край света пойдет и дорогу назад с удовольствием забудет.

Потом все мне медсестра Танюша рассказала, про все мои переломы, начиная от макушки. А у меня первая мысль в голове: надо же так на ровном месте покалечиться?! Ну, мужик, очень я жалею, что до твоего «Москвичка» дойти не успел!..

Лечиться всегда трудно, тем более такому неуемному как я… Меня же словно из самой гущи жизни за уши выдернули да к больничной койке привязали. Волком взвоешь! К тому же бизнес у меня был аховый — каждый час что-то решать нужно иначе если и не все потеряешь, то очень многое. А тут лежи и мычи!..

Через неделю записку от жены мне передали. Развернула у меня ее писульку Танечка перед глазами. Читаю я, и собственным глазам поверить не могу: прощай, мол, дорогой, на веки, поскольку у меня большая любовь с твоим лучшим другом.

Вот так, Леша, все в жизни я потерял: дело, жену, дом и все движимое и недвижимое имущество, поскольку моя бывшая женушка большой стервой оказалась и практически все на свое имя до суда перевела. А я ведь что?.. Я ведь на койке связанный лежу и не то, что пошевелится, слова и того сказать не могу.