У алтаря - [65]

— Вполне возможно. В таком случае нужно предупредить…

— Не предупреждайте никого, — прервал его Бруно, — это все равно ни к чему не поведет. Монастырь ни за что не допустит процесса, который подорвет его престиж, и всегда сумеет скрыть преступника.

— Я все-таки намекну об этом судье, — сказал Бернгард. — Но как бы там ни было, а признание, сделанное приором, навсегда оставит пятно на репутации настоятеля. Само преступление, вероятно, со временем и забудется, но тот факт, что оно было, а, следовательно, может и повториться, потрясет до основания слепую веру в добродетель католического духовенства.

Приезд в Добру прекратил разговор. Гюнтера уже давно ожидали, так как судья поспешил сообщить Рейх о его освобождении. Эта добрая весть совершенно примирила Франциску с судьей, который третьего дня позволил себе такую «неслыханную гадость», как она выразилась об аресте Бернгарда.

Люси с детской радостью бросилась на шею брату и покрыла его лицо нежными поцелуями.

— Вы, конечно, — тот самый отец Бенедикт, о котором нам рассказывал судья, — обратилась Франциска к стоявшему в стороне Бруно. — Ясно, тот самый — другого монаха господин Гюнтер не привез бы к нам! Должна сознаться, что чувствую глубокую антипатию ко всем, носящим на голове клобук. Простите меня, ваше преподобие, но среди этих людей трудно найти что-нибудь порядочное. Вы составляете исключение, так как вы, несомненно, превосходнейший человек, чего, однако, нельзя предположить ни по вашему лицу, ни по вашему платью. Я чрезвычайно рада знакомству с вами.

Бруно отнесся к приветствию незнакомой дамы с видимым удивлением. Он молча поклонился ей и подошел к Люси.

— Я обещал освободить вашего брата и привезти его сюда; как видите Люси, я исполнил свое обещание.

Рейх была поражена, что ее благосклонный прием был так мало оценен мрачным монахом, — он даже не поблагодарил ее. Но когда она услышала, что он осмелился назвать ее воспитанницу «Люси», причем та зарделась ярким румянцем, ее негодованию не было предела.

Бернгард в свою очередь с удивлением смотрел на сестру.

— Я не знал, Люси, что обязан тебе своим освобождением. Оказывается, это ты разыскала Бруно и просила его хлопотать за меня, а я даже не подозревал, что вы знакомы.

Люси потупилась и ничего не ответила.

— Позвольте мне, господин Гюнтер, поговорить наедине с вашей сестрой, — попросил Бруно. — Не бойтесь результата этого разговора. Люси всегда так избегала меня, что наверно вздохнет с облегчением, когда узнает, что я уезжаю не только отсюда, но даже в другую страну.

Последние слова были произнесены с прежней горечью.

Люси побледнела, услышав об отъезде Бруно, и устремила на него полные тревоги глаза. Бернгард не сомневался больше, что его подозрения были основательны, и молча кивнул головой в знак согласия.

— Что это означает? — спросила Франциска, когда молодые люди вышли в соседнюю комнату.

— Нечто такое, что вы прозевали, несмотря на весь свой ум и догадливость, — ответил Гюнтер и закрыл дверь, чтобы не мешать разговору Люси и Бруно. — Успокойтесь, Франциска, — прибавил он, видя ее волнение, — я тоже ничего не подозревал. Люси с самого начала этой истории проявляла такую самостоятельность, что и конец ее будет зависеть только от нее самой. Да, «дитя» приготовило нам большой сюрприз. Мы считали Люси легкомысленной девочкой, способной только шалить и смеяться, а на деле все было иначе. В трудную минуту она показала себя. Она нашла верный путь для моего спасения, и если бы не моя маленькая сестричка, я не сидел бы теперь здесь, рядом с вами. Да, «дитя» умеет действовать, умеет и чувствовать. Она молча переносила то, что и мы с вами, может быть, не в состоянии были бы перенести. Посмотрим, чем окончится их разговор, действительно ли прощанием или чем-нибудь другим. Вероятно, последним!

Когда дверь закрылась, Бруно быстро подошел к молодой девушке.

— Вы должны мне ответить, Люси, на один вопрос, прежде чем я прощусь с вами, — сказал он. — Кто направил вас ко мне третьего дня? Вы уже тогда знали то, о чем еще никто не подозревал. Вы знали, что граф Оттфрид не упал в пропасть, а был убит; вы знали, что только я могу доказать, что ваш брат невиновен, и таким образом только я могу освободить его из тюрьмы. Как вы проникли в эту тайну? Ведь я открыл ее одному прелату, и, кроме приора и нас двоих, никто ни о чем не догадывался.

Люси робко взглянула на Бруно. Ее прелестное личико снова побледнело.

— Я не знала ничего определенного, а только предполагала, — тихо ответила она. — Слава Богу, мое предположение не оправдалось. Я страшно боялась… я думала, что вы принесете себя в жертву, чтобы спасти Бернгарда.

Бруно с удивлением отступил на несколько шагов.

— Как принесу себя в жертву? — переспросил он. — Ах, понимаю! Вы, значит, считали меня виновником смерти графа?

Молодая девушка с виноватым видом опустила голову.

— Вероятно, я похож на убийцу, — с горькой улыбкой проговорил Бруно. — Граф Ранек тоже заподозрил меня. Поэтому вы задрожали от ужаса, когда я осмелился прикоснуться к вам? Вы думали, что мои руки обагрены кровью?

— У вас был такой страшный вид, когда вы ушли тогда из часовни, — возразила Люси, и ее голос задрожал при этом воспоминании. — Я не могла забыть ваш взгляд, ваш голос. Я думала, что по выходе из церкви вы встретились с графом и между вами произошла ссора… А потом ваше загадочное молчание! Не сердитесь на меня!.. Ах, если бы вы знали, сколько я выстрадала, как поплатилась за свое подозрение!