У алтаря любви - [9]

Муж и отец умерли, и единственный человек, с которым ей приходилось иметь дело, был дед Каска, который, по ее мнению, слишком задержался на этом свете. Он очень часто наведывался к ней, но не был желанным гостем: давала о себе знать усталость, беспокойство и горечь. После смерти не такого уж старого, хотя и старше ее по возрасту, мужа прошло три года. Ему почему-то больше всего нравились двенадцатилетние мальчики, а не молодая жена, однако ей каким-то чудом удалось забеременеть и использовать это как предлог, чтобы не ехать с ним в провинцию, когда его назначили консулом в Киликию, а остаться в Риме. С потерей ребенка у Ларвии пропала последняя надежда в жизни. Но и после этого ей постоянно удавалось находить отговорки, откладывая отъезд к мужу, пока он неожиданно не умер от какой-то варварской лихорадки. Теперь, владея его наследством, можно свободно им распоряжаться, поскольку старшим в семье остался дед Каска, к которому и перешли права опеки над Ларвией, а это значит, что ее ждала судьба благородной римский вдовы в возрасте двадцати двух лет.

Но такую натуру, как Ларвия, никак не устраивала подчиненная роль покорных римских женщин, поведение которых полностью контролировалось мужчинами – сначала отцами, а затем мужьями, – не смевших даже думать, как самим определить свою судьбу в случае смерти их спутников жизни, – ведь нужно было иметь еще и большое мужество, чтобы устоять против общественного мнения, толкавшего вдов на новое замужество. Ей повезло – у нее был сильный характер, но Каска, хотя и старый, не отказывался от своих правил, и внучка боялась его.

Все его боялись: именно ей, Ларвии, в пятнадцать лет пришлось выйти замуж за Сеяна. Деда устраивал политический союз с богатым консулом, хотя о его сексуальных пристрастиях говорил весь Рим; по тем же политическим соображениям судьба сестры Юлии сложилась еще драматичнее: в случае смерти деда, Ларвия становилась совершенно независимой, Юлия же в течение тридцати лет должна хранить девственность только потому, что у ее отца не хватило мужества противостоять Каске, когда тот решил отдать внучку весталкам, добавляя славы семье.

Все это Ларвия считала отвратительным и несправедливым.

– Децим Гней Каска ожидает вас в атрии, госпожа, – доложил старый раб Нестор, появившись в дверях спальни.

Ларвия вздохнула и поднялась, быстро прошла через огромный дом, роскошно и со вкусом обставленный первой женой Сеяна. В атрии ее ожидал дед.

Он протянул руку, внучка наклонилась и поцеловала ее.

– Добро пожаловать, дедушка.

Каске перевалило далеко за шестьдесят – слишком стар. Человек не имеет право так долго жить. Тонкие белые волосы едва прикрывали розоватую лысину, искусно задрапированная тога блистала белоснежной чистотой, делая пурпурную кайму еще ярче; под тогой – туника, на ней – две вертикальные яркие пурпурные полосы, рукава – с бахромой.

Любовь деда к пышной одежде казалась Ларвии смешной – старый пень, а хочет выглядеть молодцом.

Она ввела его внутрь дома, в гостиную, где они расположились на диване, инкрустированном африканской слоновой костью.

– Как твое здоровье? – осведомилась Ларвия, задавая обыденный вопрос и одновременно подавая знак Нестору подойти поближе. Дед рассказал о своем визите к доктору, прописавшему ему вино из можжевельника – средства от ишиаса.

– Хочешь что-нибудь выпить? – предложила Ларвия. Каска отрицательно покачал головой.

Ларвия дала знак слуге уйти, и он, поклонившись, вышел из гостиной.

Некоторое время они болтали о пустяках, пока внучка не потеряла терпение.

– Дедушка, скажи, зачем пришел? Если для того, чтобы предложить нового кандидата в женихи, то опять повторю, – не собираюсь выходить замуж.

Ей доставляло большое удовольствие постоянно сопротивляться ему, но не выходя за рамки дозволенною, бросающего тень на его имя, так как ему, конечно, ничего не стоит найти способы, чтобы примерно наказать строптивицу, однако, по закону, и он не имел права заставить ее снова выйти замуж. По крайней мере, Сеян оставил ей хорошее наследство.

Каска покачал головой.

– У меня нет больше сил спорить с тобой на эту тему.

Ларвия догадывалась о причине. Он был слишком занят организацией заговоров против Цезаря, чтобы тратить время на поиски выгодного кандидата. Этим он занимался раньше, в более спокойные времена.

– Что же тогда?

– Купил тебе телохранителя.

– Что? – Ларвия изумленно посмотрела на него.

– Разве не расслышала?

– Дедушка, это же абсурд: у меня сотни слуг, несколько рабов сопровождают, когда выхожу на улицу. Зачем же телохранитель? Кто собирается нападать на меня?

Каска поднялся и принялся ходить по комнате, всем видом показывая беспокойство, и Ларвии впервые пришла в голову мысль, что, возможно, старик в самом деле волнуется за нее.

– Разве нужно объяснять тебе текущую ситуацию? Неужели все свое время только и тратишь на приобретение тканей из Персии и холишь волосы с помощью алоэ из Иерусалима? Рим раскололся на враждебные лагеря! Многие считают меня свои врагом! Они могут рассчитаться со мной, а заодно вспомнить и про тебя.

– Объясни толком, что имеешь в виду? Ты все еще противостоишь правящей фракции во главе с Цезарем?