Тюряга - [45]

— Зачем, — прошептала она. — Зачем ты спрашиваешь меня об этом?

— Вы были сфотографированы на фоне этого дома с одним человеком. Эту фотографию носил в своем бумажнике Драмгул.

Миссис Леоне закрыла руками лицо.

— Зачем это тебе, Розмари? — повторила она. — Это не приведет ни к чему хорошему.

— Ваш сын, — сказала Розмари, — в когтях у этого Драмгула. А вы кое-что знаете. Кое-что, что может помочь уберечь Фрэнка от этого чудовища. И вы молчите.

— Не уберечь, а погубить! — воскликнула миссис Леоне.

— Драмгул не случайно перевел Фрэнка к себе в тюрьму. Он наверняка что-то замышляет. Надо дать ему понять, что у нас есть свои козыри, что мы можем на кое-что повлиять и если хоть что-то будет грозить Фрэнку, мы пустим в ход свое оружие.

— Мы только поставим Фрэнка под удар!

— Нет! Наоборот мы защитим его! Миссис Леоне молчала, глядя в пол.

— Ради всего святого, — умоляюще сказала Розмари. — Ведь вы знаете, что я люблю Фрэнка. Я буду действовать крайне осторожно. Кто был тот человек, с которым вы были сфотографированы на фоне этого дома?

Но миссис Леоне продолжала молчать.

— Хорошо, тогда я сама скажу вам, — медленно проговорила Розмари. — Фамилия этого человека — Норт.

Миссис Леоне снова поднесла ладони к лицу и плечи ее вдруг затряслись от рыданий. Она покачнулась.

— Что?! Что с вами? — вскрикнула Розмари. — Вам плохо?.Роды, я сейчас принесу вам воды.

Она побежала на кухню и вернулась со стаканом воды. Но миссис Леоне уже успела взять себя в руки.

— Если ты все знаешь, — сказала она. — То зачем же спрашиваешь?

— Ко я знаю не все, — ответила девушка. Миссис Леоне медлила.

— Хорошо, — сказала она наконец.

Она сделала знак, снова приглашая Розмари на кухню.

— У тебя есть сигареты? — спросила миссис Леоне.

— Разве вы курите? — удивилась Розмари. Миссис Леоне горько усмехнулась.

— Курила когда-то.

Розмари достала пачку и протянули ее миссис Леоне. Та взяла сигарету двумя пальцами, прикурила от зажигалки, которую поспешно вынула Розмари, и, глубоко затянувшись, выпустила дым.

— Я была с Нортом в связи, — сказала она, опустив взгляд.

— Норт — это… — осторожно подтолкнула ее Розмари к тому, чтобы раскрыть, что значит это имя.

— Да, — вздохнула миссис Леоне. — Норт работал вместе с моим мужем в одной школе. Это его арестовали и осудили по сфабрикованному делу об ограблении школьной кассы.

Розмари еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Теперь она ясно вспомнила ту историю, о которой потом так долго говорил весь город.

— Но ведь говорили, что у Норта было какое-то алиби? — спросила она.

— Его алиби — это я, — сказала, печально покачав головой, миссис Леоне.

— Вы?

— Да, я. В тот день, когда ограбили кассу, я была с Нортом с утра до вечера. Только после обеда мы вышли на улицу, чтобы сфотографироваться на память об этом счастливом дне. Мы попросили какого-то мальчишку сделать несколько наших фотографий на фоне дома, где жил Норт.

— Значит…

— Да, — миссис Леоне посмотрела прямо в глаза Розмари.

— Но почему вы не сообщили об этом в полицию?

— Это убило бы и моего мужа, и моего сына. Мне подбросили письмо с угрозами. Преступники знали, что я была в тот день с Нортом. Они следили за его домом и видели, как мы фотографировались. Они требовали от меня фотографии, но я написала им в ответном письме, что никаких фотографий у меня нет, что они остались у Корта. Но они не поверили и несколько раз устраивали обыски в нашем доме.

— И они их нашли? — спросила Розмари.

— Но у меня и в самом деле нет этих фотографий, — сказала миссис Леоне, отводя глаза в сторону.

— А почему вы думаете, что к этому ко всему как-то причастен Драмгул?

Миссис Леоне вздохнула:

— Потом, через год после того, как умер Норт, ко мне заезжал сюда один человек, он был товарищем Нор-та по заключению. Он сказал, что Норт перед смертью говорил ему о своем разговоре с Драмгулом, ведь тот был начальником тюрьмы, в которую отправили бедного Норта. Хотя, — миссис Леоне помолчала, — это все только догадки. Тот человек, товарищ Норта, бесследно исчез и с тех пор я ничего о нем не знаю.

— Значит, только фотографии могли бы являться доказательством, — сказала, размышляя вслух Розмари.

— Но их нет, нет, — поспешно повторила миссис Леоне. — И потом, если бы они и были, это ничего не изменило бы, ведь мы могли сфотографироваться и в любой другой день.

— А почему же они за ними так охотились?

— Ах, оставь меня! — вскричала миссис Леоне, все напускное спокойствие мигом слетело с нее и она откровенно разрыдалась.

36.

„Леоне, пятьсот десять… Леоне, пятьсот десять… Леоне, пятьсот девять…“ — отчаянно билось в мозгу. Включался сигнал зуммера, загоралась красная лампа, но Фрэнк не двигался. „Леоне, пятьсот десять… Какая разница, поднимусь я или не поднимусь? Все равно они не перестанут надо мной издеваться… Леоне, пятьсот десять… Они не имеют права, я буду сопротивляться… Леоне, пятьсот десять… Нет такого закона. Это бесчеловечно…“ Фрэнк сжал себе ладонями уши, чтобы не слышать рявканья команды: „Фамилия?! Номер?!“ Он сделал почти нечеловеческое усилие над собой, чтобы не повторять, как автомат свой номер и фамилию. „Я должен прорваться к другим мыслям. Я буду думать о другом. Я смогу думать о другом. Отец, помнишь, ты говорил мне, ты рассказывал, как устроено атомное ядро… — Леоне, пятьсот десять… Атомное ядро, да! Оно состоит из протонов и нейтронов, они обмениваются другими частицами, которые называются пи-мезоны. В больших тяжелых ядрах частицы так близко прижаты друг к другу, что все ядро напоминает каплю жидкости. Кажется, лампа перестала мигать“. Фрэнк отнял ладони от ушей. Действительно, в карцере стояла мертвая тишина. „Слава богу, — подумал Леоне. — Неужели я хоть немножечко, но победил?“ И вдруг он услышал странный звук, глубокий, тяжелый, как будто завибрировал пол, заколебались стены. Неприятный, раздражающий, вызывающий чувство страха и беспокойства звук нарастал, словно бы проникая в тело Леоне и начиная разъедать, высверливать его изнутри. Фрэнк попробовал было зажать уши, но это не помогло. Он решил снова сосредоточиться на своих мыслях. Повторять что-нибудь, все равно что, лишь бы отвлечься. Кажется, он вспоминал перед этим, что отец рассказывал об атомном ядре. „Да-да, — заставил он себя вспоминать дальше. — Ядро напоминает каплю жидкости, и когда в эту каплю попадает какая-нибудь частица, то капля начинает колебаться, то образуя нечто вроде мяча для регби, то возвращаясь обратно к форме шара…“ Звук нарастал и нарастал, Леоне почувствовал, как что-то чудовищное, не поддающееся никакому контролю начинает подниматься из темных глубин его существа, какой-то древний, не принадлежащий ему, безличный ужас, как будто какие-то темные силы сворачивают его душу, комкают и разрывают ее.