Тюрьма - [20]

Следователь был явно сбит с толку словами Мур-мур и тянул время, пытаясь собраться с мыслями.

— Могу ли я истолковать ваши слова, сударыня, в том смысле, что все случившееся на Университетской улице не имеет никакого отношения к вашему мужу?

Рабю даже заерзал на стуле — он боялся того, что может сейчас услышать.

— Мне нечего прибавить к моим прежним показаниям.

— Вы любите вашего мужа?

— Вероятно.

Она не взглянула на него, только повела глазами по сторонам, словно искала сигарету. Трое мужчин вокруг нее курили. Бените, проявив догадливость, протянул ей свою пачку.

— Вы его ревновали?

— Не знаю.

— А ваш муж не состоял в любовной связи с вашей сестрой?

Она повернулась к Алену — в первый раз — и непринужденно проговорила:

— Я думаю, что он мог бы дать на этот вопрос более исчерпывающий ответ, чем я.

— Вопрос обращен к вам.

— Мне нечего сказать.

— Когда вам впервые пришла мысль убить сестру?

— Затрудняюсь ответить.

— Раньше, чем вчера утром? Хочу напомнить, что, уходя из дому, вы взяли из столика вашего мужа пистолет, лежавший в выдвижном ящике.

— Да, взяла.

— С какой целью?

— Мне нечего сказать.

— Вы решили держаться той же тактики, что и утром?

— Я буду держаться ее все время.

— Вы опасаетесь, что ваши показания кому-то повредят?

Она только пожала плечами.

— Вы щадите вашего мужа? Снова те же сухие слова:

— Мне нечего сказать.

— Вы раскаиваетесь в содеянном?

— Не знаю.

— Вы бы и теперь поступили так же?

— Смотря по обстоятельствам.

— Что вы имеете в виду?

— Так… Ничего.

— Я думаю, мэтр, было бы неплохо, если бы вы поговорили с вашей подзащитной. Возможно, ваши советы пошли бы ей на пользу.

— Для этого мне необходимо побеседовать с нею наедине и услышать, что она мне скажет.

— Завтра вы сможете говорить с ней, сколько пожелаете.

Следователь раздавил окурок сигареты в рекламной пепельнице, стоявшей на столе.

— Господин Пуато, можете задать вашей жене любые вопросы, какие сочтете нужными.

Ален поднял голову и взглянул в обращенное к нему лицо Мур-мур. Она спокойно, бесстрастно ждала его вопросов.

— Послушай, Мур-мур…

Он умолк. Ему — так же, как ей — сказать было нечего. Он произнес ее прозвище, словно заклинание, надеясь, что ему удастся высечь хоть искорку живого чувства в ее сердце.

Долго — несколько секунд — смотрели они друг другу в глаза. Она терпеливо ждала. Он подыскивал нужные слова и не мог их найти.

Это походило на ребячью игру: так двое детей смотрят друг на друга в упор и ждут, кто первый засмеется.

Но ни он, ни она не засмеялись, даже не улыбнулись. Ален сдался.

— У меня нет вопросов, — сказал он, повернувшись к следователю.

Всем было не по себе, лишь Мур-мур сохраняла невозмутимость. Следователь, не скрывая досады, нажал кнопку электрического звонка. В коридоре зажужжал зуммер, и дверь отворилась.

— Отведите госпожу Пуато в камеру.

Пока что она еще «госпожа», но скоро станет «подследственной», а потом и «подсудимой».

Только сейчас Ален заметил, что за окнами уже темно и не мешало бы зажечь свет. Он услышал звук защелкнувшихся наручников, дробный стук каблуков-гвоздиков, потрескивание «блицев».

Дверь затворилась. У Рабю был такой вид, словно он хотел что-то сказать.

— Хотите сделать какое-то заявление, мэтр? — осведомился следователь.

— Пока что нет. Вот поговорю с ней завтра… Когда они вышли, коридор был почти пуст. Журналисты исчезли.

4

Ален одиноко стоял перед решеткой Дворца правосудия на пронизывающем ветру, под дождем и не знал, куда идти. Он упрямо не желал отдаваться во власть этому бреду, всей этой дичи, которая грозила поглотить его. Силился уверить себя, что ему просто надо спокойно, не торопясь, с бумагой и карандашом в руках обдумать случившееся, тогда в голове все станет на место.

Всю жизнь он разыгрывал из себя Циника, в какой бы переплет ни попадал, делал вид, что ему все нипочем. Так было еще в детские годы, потом в лицее, где он верховодил компанией юных единомышленников. Провалив экзамены за курс средней школы, он притворился, что очень этому рад.

— Диплом — награда для ослов! Он пересек мостовую, вошел в бар.

— Двойное виски.

Привычка. Приятели следовали его примеру. Впрочем, угнаться за ним не мог почти никто: одни чересчур быстро пьянели, у других с похмелья разламывало голову.

В этом баре виски, видимо, было не в ходу. Он заметил однуединственную бутылку. Она сиротливо стояла на полке среди множества вин различных марок. Посетители вокруг него пили кофе или заказывали стаканчик белого.

— Надо бы тебе все-таки приобрести профессию, Ален.

Сколько раз повторяла ему мать эти слова? А он слонялся по улицам, просиживал целые дни в кафе. Порой его охватывал страх за свое будущее, тот же страх, которым терзалась и мать, но он считал подобное чувство недостойным мужчины и тщательно его скрывал.

— Никогда в жизни не соглашусь вести это рабское существование!

Как отец, например. По двенадцать, по четырнадцать часов в сутки ковыряться в зубах у пациентов!

Или как дед с отцовской стороны — сельский врач, работавший до последнего дня. Он так и умер от сердечного приступа, в семьдесят один год, за баранкой своего старенького автомобиля по дороге к больному.