Тюрьма имени свободы - [18]

И концентрационные лагеря не вписываются. Идут военные, пионерские, и дальше — тишина. Путь к правде, сэр, лежит через молчание.

Искусство искусственного отбора

Великий селекционер всех времен был одновременно отцом всех народов. Как отец он владел наследственностью, а как селекционер ее преодолевал.

Трудится, допустим, в науке ученый, тоже, кстати, селекционер. Условно назовем его Вавилов. И этот, сэр, ученый Вавилов замечательных результатов достиг, но политически совершенно неуправляем. И тогда рядом с ним ставится другой селекционер. Условно назовем его Лысенко. Человек, научно невежественный, но политически ко всему готовый.

Вот тут и включается механизм искусственного отбора. Используется, с одной стороны, подкормка, а с другой — отбраковка, чтобы одного вырастить, а другого укоротить.

Или возьмем двух писателей. И одного — условно назовем его Павленко — будем подкармливать, награждать, а другого, — допустим, Платонова — не то что подкармливать, а даже не будем печатать. И в результате Павленко у нас станет великим классиком, а Платонов будет улицы подметать. Расчет на то, что Павленко заменит Платонова и читатели, вместо того, чтоб читать Платонова, привыкнут читать исключительно Павленко.

Но вот проходит время, сэр, и что же оказывается? Читатели читают Платонова, а о Павленко понятия не имеют.

Не заменил Павленко Платонова, не заменил Вавилова Лысенко. Не заменил искусственный отбор естественного отбора.

С чего начинается свобода

Вы помните, сэр, с чего у нас начиналась свобода? Вот именно: с освобождения цен. Оказывается, больше всего у нас томились в неволе цены.

Вырвались они на свободу: нулищами вращают, зубищами щелкают, а всем остальным загребают, что на пути попадет.

То, за что прежде жизнь отдавали, теперь за это три жизни спрашивают. А откуда возьмешь три жизни? Да еще при такой инфляции, когда и одна жизнь ни черта не стоит…

Но некоторые живут. Те, которые прежде рыскали, кого бы за горло взять, теперь хватают, не сходя с места. Их называют посредниками. Они занимают позицию между тем, кто берет за горло, и тем, кого берут.

В цивилизованном обществе без посредника нельзя. В государственном механизме шестеренки расположены так, что без посредника никак не могут соединиться. Нужна еще одна шестеренка, сэр, чтобы зубчики дотянулись до зубчиков.

Но мы-то, сэр, живем не в механизме. Мы всю жизнь своими пятеренками, пятеренками, для нас шестеренка — невиданный технический прогресс.

Эссе, сэр, проба пера! Кто бы там чего ни пробовал, а нам остаются только наши пятеренки…

Условие выживания

Еще недавно в нашей квартире все занимались не своим делом. Утюг забивал гвозди, хотя круг естественных обязанностей у него был другой. Кастрюля вошла во вкус хранения воды, поскольку в нашем доме вода бывала только ночью. А кресло было завалено книгами, на него никто не садился.

И вдруг в один прекрасный день всем пришлось вернуться к естественным своим обязанностям.

Это было трудно, сэр. Утюг гладил белье, но ему все время хотелось трахнуть кого-нибудь по голове, вогнать куда-нибудь по самую шляпку. Кастрюля шипела от возмущения, когда ее ставили на огонь, а кресло любой зад воспринимало как личное оскорбление.

Эссе, сэр! Не кажется ли вам, что такое случилось и с нами? Мы всегда стремились к нормальной жизни, но ведь мы в ней не выживем. Мы привыкли выживать, мы только и делаем, что выживаем, но это, учтите, в ненормальных условиях. В бессмысленных, нелепых, дичайших условиях. Мы выживали в несчастье, а в счастье мы не выживем, сэр!

Дополнение к сказанному

Свобода есть осознанная необходимость (Энгельс) сидеть в тюрьме.

Превосходная должность быть на земле человеком (Горький), только за нее мало платят и много расплачиваются.

Во Франции надо быть либо наковальней, либо молотом (Вольтер). В России обычное положение человека — между молотом и наковальней.

Даже самый робкий предпочел бы один раз упасть, чем все время висеть (Сенека). Но у робких обычно нет выбора.

Смерть для того поставлена в конце жизни, чтоб удобней к ней приготовиться (Козьма Прутков). Однако уже изобретено множество способов переставить ее в середину и даже в начало, избавляя человека от излишних приготовлений.

Мир — высшее благо, какого люди желают в этой жизни (Сервантес), но нередко достигают в другой.

Теория без практики мертва, практика без теории слепа (Сталин). И куда же они нас завели, эти слепые и мертвые!

Стульчик для народа или Пророк в рублевом пространстве

Не нами сказано

Величие народа вовсе не измеряется его численностью, как величие человека не измеряется его ростом.

Гюго

У подданных деспота нет родины. Мысль о ней вытеснена корыстью, честолюбием, раболепством.

Лабрюйер

Не слово, а несчастье есть учитель глупцов.

Демокрит

Человек, властвуя над другими, утрачивает собственную свободу.

Ф. Бекон

Шаг идущих вслед громче, чем шаг ведущих.

Генри Шоу

Когда читаешь эпитафии, кажется, что спасти мир можно, только воскресив мертвых и похоронив живых.

Элдридж

Философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над философией.

Ларошфуко

Воспоминания в тесном полярном кругу