Тысячелетний воин Ярополк - [9]

– Воды, – произнёс я, а потом сел.

И только сейчас заметил, что одет в белую рубаху, похожую на ту, что была поверх одёжи у Никиты. А под ней лишь голое тело.

Парень быстро встал, подошёл к белому коробу, открыл дверцу и достал оттуда хрустальный сосуд с узким горлышком. Никита открутил крышку и протянул сосуд. Вещь оказалась действительно сосудом, но не из хрусталя, а из чего-то податливого, словно слюда. И оно было холодным, аки вешний ручей.

Я вмиг опорожнил его и только после этого смог говорить.

– Тысяча лет.

Это не казалось шуткой. И сны не были просто снами. Я вспомнил видение с хозяйкой леса. «Твоё проклятие исполнено, Ярополк. Тебе пора к людям. Иди, но не забывай нас».

– Тысяча лет, – повторил я.

Перед глазами промелькнули лица матушки и сестёр. За это время все они давно умерли, и хотелось надеяться, что прожили они долгую и счастливую жизнь, а род наш не прервался. Я с грустью вздохнул. Через тысячу лет никто не сможет даже сказать, что с ними сталось. Но ежели поглядеть с другого боку, то и князь, который мог захотеть мстить за сына, давно почил в небытии, да и сами мои прегрешения стёрты из людской памяти.

– Тысяча лет.

Я поглядел на витраж Никиты, на котором ровные строчки незнакомых буковок сами собой сменились зелёным-зелёным лугом под синевой чистейшего неба; на говорящее зеркальце; на белый короб-ледник со слюдяными горшочками; на ярко сияющий потолок. Всё новое, и далее чудес может быть только больше. Новый мир. Новая жизнь.

Я резко встал, отчего Никита испуганно подался назад.

– Не боись, не ударю, – произнёс я и взял со стола своё сокровище. – Тысяча лет. Хочу всё увидеть своими глазами.

– Тебе пока нельзя, – пробубнил парень, – нужно тебя показать психологам, провести медосмотр и ликбез. Приёмная комиссия по соцадаптации нечисти…

– Я что, нечисть, что ли? – прорычал я, поняв только это слово, и парень заозирался, словно ища путь к отступлению.

Но если сны мои правдивы, то действительно нечисть, но этот… Егор Олегович который… он сказал, что я человек. И я должен оставаться человеком. Не хочу быть снова дикой тварью.

– Нет, но, – Никита снова схватил зеркальце и начал разговор, быстро тараторя, – Егор Олегович, он уйти хочет... Но ведь протокол... Ладно, сейчас скину Вась Васю.

Я, шатаясь на непослушных, словно с похмелья, ногах, подошёл к коробу-леднику и потянул за дверцу, как это делал мой собеседник. И стоило прикоснуться, как прямо в ухо зашептал невидимый толмач.

«Холодильник – сие есть исполненная ремесленниками вещь, сие есть нужен для охлаждения и заморозки яств и пития, дабы уберечь их от гнили и тлена».

Я замер и медленно обернулся. Кроме меня и Никиты в тереме никого не было. Но я явственно слышал голос над самым ухом. Неужто, домовой чудит.

– Кто здесь? Покажись!

Парень тоже обернулся в недоумении, а потом усмехнулся.

– Что зубы скалишь? – огрызнулся я, а Никита поперхнулся, поправил стекляшку у себя на носу и ответил.

– Проведи ладонью сверху вниз и произнеси «включить визуализацию».

Я поджал губы, и всё так же с опаской оглядывая терем, сделал, как велел Никита. Стоило произнести последнее слово, как рядом со мной вспыхнула яркая точка, быстро превратившаяся в небольшого старика с густой шевелюрой и пышной белой бородой. Тот был одет в белую рубаху, подпоясанную обычной пеньковой верёвкой с разлохмаченными концами, и серые порты, заправленные в чёрные сапоги с подвёрнутыми голенищами. Но самым примечательным было то, что старичок вышел размером с ладонь и держал книгу величиной с половину своего роста. Старец молча глядел на меня серыми глазами, нахмурив густые белые брови.

– Кто это?

– Тебе попроще или расписать исходный код?

– Ты не шутку́й.

– Это рукотворный фантом-переводчик. Он тебе помогать будет.

Я молча пялился на толмача, а потом внутри проснулось забытое чувство озорства. Оно тёплыми волнами поднялось от сердца, заставив губы расползтись в улыбке. Прожив тысячу лет среди нечисти, я не боялся оную, но никто из живущих вне времени никогда не служил мне. Пусть и в долгом кошмарном дурмане проклятого сна, но они были мне назваными братьями и сёстрами, а тут настоящий холоп.

Я быстро шагнул к столу Никиты, отодвинув испугавшегося парня, и притронулся к небольшому белому коробу с торчащими из большой щели белыми ровными листами аккуратно подрезанной бересты. Наверное, бересты.

– Что это?

– Принтер, сиречь выполненная ремесленниками вещь, надобная для нанесения на бумагу букв и рисунков, – тут же отозвался подплывший по воздуху ко мне толмач.

– А это? – спросил я, прикоснувшись к витражу.

– Монитор, сиречь выполненная ремесленниками вещь, предназначенная для показа букв, рисунков и прочего цифрового контента, генерируемого приложениями.

– Чего? – переспросил я, не поняв и половины сказанного.

– Это пока только пробная версия, – виновато пробубнил Никита, – он постоянно обновляться будет.

Я прикусил губу и оглядел терем в поиск ещё чего-то необычного, чтоб вести спрос с толмача, но вместо этого глаза наткнулись на стоящего у двери человека с большой котомкой в руках. Он был пухлым и при этом очень бледным. Серебристые, словно седые, волосы коротко стрижены. Губы синие, как у мертвеца, а на носу висел обод, похожий на тот, что носил Никита, только вместо выпуклых стёклышек в нём была широкая фигурно резная жёлтая слюдяшка.