Тысяча жизней подряд - [12]
Душелишенными звали людей, души которых были похищены охотниками. Мы не должны были допускать, чтобы они продолжали жить, потому что это неизбежно вело к одному: Душелишенные сами становились охотниками. Ибо если душу человека похищали, жажда новой души становилась в нем настолько неистовой, что он начинал охотиться сам и крал души других. А тот, кто впервые вкусил чужой души, становился зависимым. Душелишенных, найденных Просветленными до того, как они успевали поглотить первую душу, было легче избавить от этой участи, чем если бы они уже стали охотниками за душами. Хотя избавление или искупление были лишь красивыми словами. На самом деле колдуньи просто убивали Душелишенных. Я не завидовала этой обязанности: для этой своей жизни я выбрала кое-что другое. Я предпочитала сортировать ароматические свечи, раскладывать серебряные украшения, расставлять антикварные книги в магазине бабушки и иметь дело с бесцеремонными туристами. Все это тоже было довольно увлекательно и вполне оправданно. По крайней мере, чаще всего.
Мегги поставила на стол передо мной блюдо с горкой сконов[7] и подсела к нам.
– Решила в виде исключения сморозить глупость?
Я только пожала плечами. Я всегда так старалась принимать разумные решения, что, в конце концов, поступила крайне неразумно. Неудивительно, что весь Сент-Анн теперь потешался надо мной, хотя вряд ли кто-то из местных знал, в чем состояла настоящая проблема. Мы не предавали огласке наше предназначение.
Бабуля потянулась за сконом, и Мегги пододвинула к ней топленые сливки.
– Доктор Барнс запретил тебе злоупотреблять жирной пищей, – немного неуверенно прокомментировала я, обращаясь к бабушке. Чем старше я становилась, тем больше ощущала потребность заботиться о ней. Я уже потеряла родителей и не могла поддерживать связь со своими братьями, чтобы не вовлекать их в свои проблемы. Дедушка расстался с жизнью слишком рано, и я не хотела, чтобы потерь в моей жизни стало еще больше. Когда бабушка все же умрет… Я не хотела додумывать эту мысль до конца.
– Да, я знаю, но какой была бы жизнь без прегрешений? – подмигнула она мне.
– Безопасной? – предложила я.
Бабуля рассмеялась.
– Скорее, скучной, – заявила она, разрезая свой скон.
– Уилл звонил, – сообщила Мегги после того, как мы немного насытились. – Тебе нужно зайти в церковь.
Итак, этого мне тоже не удалось избежать. После смерти моих родителей дядя взял на себя что-то вроде отцовской роли, что в его понятии означало наставлять меня на путь истинный и противодействовать «причудам» бабушки, как он это называл. Он, как и я, не принимал наследие нашей семьи, однако причины такого его поведения были иными. Я подозревала, что дядя попросту завидовал, потому что мужчина не мог быть Просветленным. Такое право было только у женщин.
– Он волнуется, – вступилась бабуля за своего сына, что было крайне необычно. Мы с Мегги уставились на нее, но та лишь пожала узкими плечами.
– А я нет, – отозвалась Мегги, жуя и одновременно выщипывая крошки с белой льняной скатерти. Она была фанатиком порядка. – Саша ведь уже не ребенок. Для нее наступает время испытать что-то волнующее. Он был симпатичным?
– Даже очень, – смущенно улыбнулась я ей в ответ. – Все было вовсе не так уж плохо. Я смогла бы выбраться на берег и сама.
Сейчас был подходящий момент, чтобы рассказать и об охотнике, но я промолчала.
Бабушка отпила из чашки, расписанной мелкими цветочками.
– Я думаю, Уилл понимает, что мы не можем вечно держать тебя под стеклянным колпаком. Но ему трудно так просто отпустить все, что было.
– Извини, – ответила я. Слишком уж часто я стала забывать, как сильно страдала моя семья и какие ужасы ей пришлось испытать. После аварии моя жизнь несколько недель висела на волоске. Бабуля потеряла свою единственную дочь, а дядя Уилл – свою сестру. С моей стороны было совершенно несправедливо обвинять их в чрезмерной заботе, но иногда я чувствовала себя так, будто сижу взаперти.
– Все, об этом больше ни слова, – бодро заявила бабушка. – Сейчас явятся девочки и, держу пари, тоже захотят узнать, что произошло той ночью, и, самое главное, кто тот таинственный спаситель.
– Да я и сама не знаю этого. Мне даже имя его неизвестно. Он словно сквозь землю провалился.
Бабушка неодобрительно прищелкнула языком.
– Разве я не учила тебя всегда спрашивать у красивого парня имя, прежде чем ты отпустишь его?
– Нет, – ответила я. – Не учила. Ты говорила, что красивых парней нельзя выпускать из своей постели. Для жизни они не годятся, но для практики – в самый раз, – процитировала я ее слова. – К сожалению, для подобной практики ситуация была более чем неподходящей.
Тем более что я была самой неподготовленной восемнадцатилетней девушкой, какой только могла быть. Я надеялась только на то, что другие мои жизни были более захватывающими и увлекательными, чем нынешняя. Но желательно не такими, как та, в которую я случайно попала совсем недавно. Интересно, жила ли я вообще когда-либо спокойной мирной жизнью без всех этих преследований и страха?
