Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста - [2]

Когда я указал в названии главы, что я все время мечтаю, я имел в виду не этот сорт грез, результатом которых является быстро проглоченный салат, невстреча любви всей своей жизни у булочной или так и не выбитые вами зубы начальника.

Есть и иная страна грез, более возвышенная, чем указанные выше материальности. В ней пребывают преимущественно в детстве и в прозрачной, едва проклюнувшейся юности, когда все еще свежо, и тянет туда, вверх, к безоблачным просторам над облаками. Эти мечты невыразимы и неописуемы и, видимо, имеют ту же природу, что и дыхание морей или почти неслышные отголоски отчалившей грозы… Такие возвышенности я называю Альпами Грез, ибо они так же блистательны, как вершины этих воистину незаменимых для Европы наших душ гор! Они сродни чистым и спокойным снам, которые случаются с нами нечасто, а потому есть вещь неуловимая и столь сложно поддающаяся описанию.

Говоря о своих мечтах, я не имел в виду эти восхитительные полеты воображения. Увы, случаются они нечасто и с возрастом вовсе остаются на задворках памяти высохшим осиновым листком детства, забытым голосом прошлого столетия, которое было явью буквально на днях, но теперь выветрилось, как запах заморских парфюмов, – внезапно и безвозвратно.

Для меня отношение к мечтам описывается удачной фразой одного весьма знаменитого писателя бразильского происхождения – Пауло Коэльо, который как-то сказал: «Сама возможность осуществления мечты уже делает жизнь интересной».

Есть люди, которые добиваются поставленных перед собой целей и потом полностью теряют к ним интерес. Встречаются и такие, которые теряют интерес к возможным достижениям еще на уровне мечты. Помечтал и бросил… Как будто если в мечтах достиг чего-то, то и этого достаточно. Не откажешь в рациональности такой экономии сил…

Мои мечты имеют совершенно иной характер. Они размечены, как логарифмическая линейка. Я ставлю цель, которая сначала вырисовывается неясно, далее все четче и четче. Когда цель ясна, я начинаю заполнять промежуток, отделяющий меня от поставленной цели, подробностями, таким образом формируется вполне совершеннолетняя, упитанная мечта.

В самом деле, большинство проблем человека связано с его мнительностью, нерешительностью и взволнованностью. Я страдаю этим в той же мере, как и все. Просто так случилось, что в моем случае я настолько мысленно как бы отделен от себя самого, что могу спокойно наблюдать свои мечты и пути их достижения, так, как если бы я читал книгу о совсем другом человеке. Это снимает лишнюю эмоциональность и таким образом позволяет лучше ставить задачи и более трезво рассчитывать пути их достижения.

Другое преимущество подобного стиля мечтания состоит в том, что можно, осмотревшись, легко выбрать более или менее стоящее направление. Дело в том, что мы все время мечемся по жизни, как пригоршня муравьев, которую бросили на незнакомый им садовый стол. Конечно, побывавшие в пригоршне муравьи, как правило, уже настолько помяты, что им не до метаний… Они начинают судорожно суетиться и бегать – по большей части бесцельно, хотя в каждый момент, глядя на такого муравьишку, можно подумать, что он точно знает, куда бежит. Бывало, придешь через два часа, а они все по тому же столу бегают. Глаза навыкате, слюнка от голода капает… Жаль смотреть.

Не лучше ли остановиться и попробовать представить себе этот гигантский садовый стол, на который нас всех выбросили пригоршней и который именуется жизнь? Во-первых, осознать, что это стол и ничто другое, и если приблизиться неосторожно к краю, можно свалиться и покалечиться; представить себе также, что это за стол, что может на нем быть, чем можно полакомиться перед спуском, где у него должны располагаться ножки и как можно будет с него спуститься, чтобы наверняка попасть назад в муравейник, именуемый царством моей души, а не в чужой муравейник, куда, как водится, со своими псалмами не лезут…

То есть в примере с муравьем я бы посоветовал ему, прежде чем бежать, поразмыслить: чего он, в сущности, хочет? Просто поставить как данность ту цель, к которой он хотел бы приблизиться, вместо того чтобы наматывать бессмысленные круги, тратя угасающие силы на хаотичный бег.

Да, мы не в силах противостоять великой руке, бережно швыряющей нас пригоршнями, как сеятель разбрасывает зерна. Но мы в силах осознать движение этой длани и попытаться понять и представить себе в целом ту местность, в которую нас занесло.

Позвольте проиллюстрировать сии размышления короткой притчей.

На одной небольшой, но очень респектабельной помойке копошилось четырнадцать медведей (такие случаи, сколь бы они ни казались фантастичны в наш обезживоченный век, имеют место в некоторых диких местностях Земли, куда пришли уже человеческие помойки, как первые и единственные признаки цивилизации).

Молодой Медведь был одним из этих медведей, и никаких шансов записаться в «приличные люди» у него не было. Время шло, и ничего в мусорнике не менялось. Главный самец, жирный медведь Измаил

Потапович обладал мордой, не оставляющей никаких сомнений в том, что он может неожиданно и без видимой на то причины, как это всегда бывает у медведей, весьма крепко цапнуть, возможно, даже со смертельным исходом, разумеется, в отношении цапнутого. Измаил Потапович брал себе самый жирный мусор, а другим оставлял ошметки от того, что сам поедал и разбазаривал, на вид совсем уж неаппетитные.