Тысяча и одна ночь. Книга 1 - [22]

И носильщик понёс корзину и последовал за девушкой, а она остановилась у лавки торговца сладостями и купила поднос, на который наложила всего, что было у него: плетёных пирожных и пряженцев, начинённых мускусом, и пастилы, и пряников с лимоном, и марципанов, и гребешков Зейнаб, и пальцев, и глотков кади, и всякого рода сладостей, которыми она наполнила поднос, а поднос положила в корзину. И носильщик сказал ей: "Если бы ты дала мне знать, я привёл бы с собою ослёнка, чтобы нагрузить на него эти припасы". И женщина улыбнулась и, ударив его рукой по затылку, сказала: "Ускорь шаг и не разговаривай много! Твоя плата тебе достанется, если захочет Аллах великий".

И женщина остановилась возле москательщика и взяла у него воду десяти сортов: розовую воду, померанцевую, сок кувшинок и ивовый сок, и ещё взяла две головы сахару и обрызгиватель с розовой водой с мускусом, и крупинки ладана, и алоэ, и амбру, и мускус, и александрийских свечей, и все это она положила в корзину и сказала: "Возьми твою корзину и следуй за мной!" И носильщик взял корзину и пошёл за женщиной.

Женщина подошла к красивому дому с широким двором перед ним, высоко построенному, с высившимися колоннами, а ворота его с двумя створами из чёрного дерева были выложены полосками из червонного золота. Она остановилась у ворот и, откинув с лица покрывало, постучала тихим стуком, а носильщик сиял позади неё и непрестанно размышлял о её красоте и прелести. Вдруг ворота отворились, и распахнулись оба створа, и носильщик взглянул, кто открыл ей ворота, и видит - высокая ростом, с выпуклой грудью, красивая, прелестная, блестящая и совершённая, стройная и соразмерная, с сияющим лбом и румяным лицом, с глазами, напоминающими серн и газелей, и бровями, подобными луку новой луны в шабан. Её щеки были как анемоны, и рот как соломонова печать, и алые губки как коралл, и зубки как стройно нанизанный жемчуг или цветы ромашки, а шея как у газели, и грудь словно мраморный бассейн с сосками точно гранат, и прекрасный живот, и пупок, вмещающий унцию орехового масла, как сказал о ней поэт:

Посмотри на солнце дворцов роскошных и месяц их,

На цветок лаванды и дивный блеск красоты его!

Не увидит глаз столь прекрасного единения

С белым чёрного, как лило её и цвет локонов.

И, лицом румяна, красой своей говорит она

О своём прозванье, хоть свойств прекрасных в нем нет её.

Изгибается, и смеюсь я громко над бёдрами,

Изумляясь им, но готов я слезы над станом лить.

И когда носильщик взглянул на неё, его ум и сердце были похищены, и корзина чуть не упала с его головы. "Я в жизни не видал дня, благословеннее этого!" - воскликнул он, а женщина-привратница сказала покупавшей: "Входи и сними тяжесть с этого бедного носильщика!" И покупавшая вошла, а за нею привратница и носильщик, и они пошли и достигли просторного двора с колоннадой, с пристройками, сводами, беседками и скамьями, чуланами и кладовыми, над которыми были опущены занавеси, а посреди двора был большой водоём, полный воды, и в нем челнок. А на возвышении было ложе из можжевельника, выложенное драгоценными камнями, над которым был опущен полог из красного атласа с жемчужными застёжками величиной с орех и больше, и из-за него показалась молодая женщина сияющей внешности и приятного вида, с дивными чертами и луноликая, с глазами чарующими, осенёнными изогнутым луком бровей. Её стан походил на букву алиф, и дыхание её благоухало амброй, и коралловые уста её были сладостны, и лицо её своим светом смущало сияющее солнце. Она была словно одна из вышних звёзд или купол, возведённый из золота, или арабский курдюк, или же невеста, с которого сняли покрывало, как сказал о ней поэт:

Смеясь, она как будто являет нам Нить жемчуга, иль ряд градин, иль ромашек; И прядь волос, как мрак ночной, спущена, И блеск её сиянье утра смущает.

И третья женщина поднялась с ложа и не спеша подошла к сёстрам и сказала: "Чего вы стоите? Спустите тяжесть с головы этого бедного носильщика!" И покупавшая зашла спереди, а привратница сзади, и третья помогла им. И они сняли корзину с носильщика и вынули то, что было в корзине, и разложили все по местам и дали носильщику два динара и сказали: "Отправляйся, носильщик!" Но тот смотрел на девушек, таких красивых и прекрасных, каких он ещё не видел, а между тем у них не было мужчин. Он глядел на напитки, плоды и благовония и прочёс, что было у них, и, удивлённый до крайности, медлил уходить. "Что с тобой, почему же ты не идёшь? - спросила его женщина. - Ты как будто находишь плату слишком малой?" И, обратившись к своей сестре, она сказала ей: "Дай ему ещё динар".

Но носильщик воскликнул: "О госпожа, я не нахожу, что мне заплатили мало, и моя плата не составит и двух дирхемов, но моё сердце и ум заняты вами: как это вы здесь одни, и возле вас нет мужчин, и никто вас не развлекает. Вы знаете, что минарет не стоит иначе, как на четырех подпорах, а у вас нет четвёртого. Женщинам хорошо играть лишь с мужчинами, ведь сказано:

Не видеть - четыре тут для радости собраны:

И лютня, и арфа здесь, и цитра, и флейта.

Четыре цветка тому вполне соответствуют: