Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман - [25]
Я уложила волосы, обмотала вокруг талии длинный шелковый шарф цвета шафрана, который купила много лет назад в Риме и который добросовестно служил юбкой в моем гардеробе. Получилось миленькое платье, решила я, застегивая серые сандалии змеиной кожи. Я была готова к знакомству с Венецией.
— Ты и сейчас его носишь? — заинтересовался Фернандо.
— Нет. С тех пор я располнела, выглядела бы смешно, поэтому шелк давно пошел на наволочки. Еще раз меня прервешь, я пойду спать, — пообещала я.
Фиорелла поставила меня перед фактом, что покорение города откладывается на завтра, только с утра я могла отправиться на поиски Венеции, едящей и пьющей, а пока за углом есть чудное местечко, «Антико Пиньоло» — «Старый зануда». Возражения не принимались. Фиорелла позвонила в «Зануду», заказала столик, строго наказала обслужить мою персону по высшему разряду и попыталась отправить меня наверх менять обувь — прежде чем она разрешит выйти. Я сделала вид, что не понимаю, и удрала в прозрачные влажные сумерки.
Бросив вызов Фиорелле, я летела, пренебрегая советами, вниз по мерчерии к калле Фьюбера, пересекая калле деи Баркароли, калле дель Фруттарол и Кампо Сан-Фантина. Сидя за столиком «Таверны делла Фениче» я потягивала охлажденный «Просекко» и постепенно обретала покой. Нежный аромат вина, душистый, влажный воздух, гладящий мою кожу, как знать? Призрак стареющей инфанты дрожал на пороге сознания. И все же я не чувствовала себя инородным телом, мне уютно. Я скорее брела, куда глаза глядят, чем возвращалась в отель, останавливалась, разглядывая углы и стены, касалась штукатурки или охраняющего скромный дворец великолепного медного льва в виде дверного молоточка. Я начинала познавать завораживающий ритм, присущий одной лишь Венеции. Свет, перетекающий в тень, и тень, растворяющаяся в свете, закатное сияние набережных и сумрак заплесневелых, узких переулков. Я бездумно, на ощупь брела по городу. И так увлеклась, что опоздала на ужин часа на полтора.
Фернандо опять меня прервал:
— Ну, а после ужина ты пошла на Сан Марко?
— Да, — ответила я.
Я вышла на площадь с Пьяцетты деи Леончини, и она вся раскрылась передо мной. Длинный, залитый лунным светом бальный зал с парадными дверями, обрамленными куполами базилики. Стены — грандиозные арки Прокураций, выписанные тенями на белом холсте. Каменный паркет мостовой, отшлифованный дождями, водами лагуны и тысячами лет непрерывного танца ног: рыбаков и куртизанок, белогрудых аристократок, дряхлых дожей и голодных детей, завоевателей и королей. По площади бродили всего несколько пар, да на свежем воздухе возле «Квадри» много клиентов за столиками. От «Флориана» доносилась музыка: «Раммштайн», «Венская кровь», и две немолодые пары отплясывали, никого не стесняясь. Я села за столик недалеко от них, заказала американо и наслаждалась, пока никто не приземлился рядом, натанцевавшись, или паче чаяния не заиграл на скрипке. Я оставила на столе лиры, чтобы не тревожить официантов, сбившихся в кучу и прикуривающих друг у друга. Путь назад, в маленькую, страшноватенькую комнатку, выходящую на Соттопортего де ле Аква виделся неотчетливо, но — несколько неправильных поворотов на тихие калле, и я нашла гостиницу Фиореллы.
А потом я впервые приехала на Торчелло, бродила по пояс в траве и отдыхала в отражениях седьмого века, отбрасываемых Санта-Марией дель Ассунта. В беседке остерии «Понте дель Дьяволо» официант с напомаженными волосами, разделенными на прямой пробор, в оранжево-розовом шелковом шейном платке накормил меня ризотто с молодыми побегами хмеля.
— И мы отправились туда сразу после твоего возвращения, — заключил Фернандо.
За прошедшее время я обошла множество церквей, увидела фантастические полотна, которые они хранят, но приехав впервые, я не побывала ни в «Академии», ни в «Коррер». Мое исследование бакаро, старинных винных баров, не предполагало системы. Я просто натыкалась на еще одно заведение, заходила и заказывала «Белый Манзони», или бокал «Мальбека», или «Речото», всегда в сопровождении традиционных закусок. Меня восхищала безыскусность свежесваренных вкрутую половинок яиц, их желтки, оранжевые и мягкие, украшенные ломтиком сардины и крошечным жареным осьминогом, артишоков размером с ноготок большого пальца руки в чесночном соусе. Я причащалась к Венеции через кухню, легко, непринужденно, не понимая, что так долго настораживало меня. Мне был предложен конкретный выбор между погружением внутрь традиции и скольжением по штампам. Истинная Венеция лежала глубоко под разрекламированными образами. И я была способна проникнуть туда. Венеция требовала лишь толики мужества в качестве цены за проникновение.
Я не уловила миг, когда он окончательно заснул, вот он здесь, а вот уже слышится легкое посапывание. В любом случае, я рада была погрузиться в воспоминания. Бережно укрывая его на ночь, я воображала, как ему приснится незаконченная сказка и обещание на рассвете: «Я доскажу тебе завтра».
Мой герой любит принимать ванны не меньше, чем я. Мы сразу поняли, что здесь у нас не существует разногласий. Принятие ванны — священнодействие для двоих, и я его верховная жрица. Я вливала масло сандалового дерева, экстракт зеленого чая или хвои, капельку-другую мускуса. Мне нравилась очень горячая вода, и я погружалась в пузыри и пар, когда Фернандо только входил в ванную. Он зажигал свечи. Ему требовалось не меньше четырех минут, чтобы привыкнуть к температуре воды, его бледная кожа приобретала темно-красный оттенок.
Новый роман Марлены де Блази посвящен истории жизни трех поколений семьи графов Чарторыйских. Краковские дворцы и соборы, парижские отели, католический монастырь на юге Франции и скромная нормандская деревушка — вот фон, на котором разворачиваются события жизни главных героев. Отданная на воспитание в монастырь незаконнорожденная девочка, отпрыск аристократической семьи, отправляется в путешествие по оккупированной Франции в поисках своей матери, сталкиваясь в пути как с человеческой низостью, так и с примерами подлинного благородства и высокого духа.
Главная героиня, обретшая счастье в Венеции, решается па радикальный шаг: они с мужем продают все, чем владели, расстаются со всем, что любили, и отправляются строить новую жизнь в самое сердце Италии — в Тоскану! «Тысяча дней в Тоскане» — книга о том, как можно найти радость в красоте окружающего мира, обрести новых друзей там, где не ждешь, и как не нужно искать счастье там, где его не будет.Современная книга о современной женщине, для которой есть, молиться, любить — значит получать удовольствие от жизни.
Орвието — древний итальянский город, расположенный в холмах Умбрии, — живописнейшее место Европы. Здесь Марлена де Блази, автор бестселлера «Тысяча дней в Венеции», намерена создать себе новый дом в бывшем бальном зале обветшалого палаццо, окружив себя пестрой толпой соседей, строителей, аристократов, пастухов и даже одинокого скрипача. Мечта о собственной таверне трансформировалась в мечту об одном праздничном ужине. Или нескольких. Зачем еще нужен дворец, когда рядом верный спутник жизни Фернандо?Прекрасные умбрийские пейзажи, завораживающая архитектура и, конечно же, вкуснейшая итальянская кухня — вот канва событий нового увлекательного романа известной писательницы.
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.