Тысяча девятьсот восемьдесят пятый - [6]

Эрик скосил глаза на лист с вычислениями, лежавший на коленях, и стал решать последнее по счету уравнение в уме.

«… И все же здравый смысл возобладал: с преимуществом в один голос Политбюро выбрало товарища Романова, а не ренегата Горбачева!..»

Поразмыслив, Эрик понял, что комплексная добавка к частоте к желаемому результату не приведет.

«… Следующей вехой в борьбе с ревизионистами был арест горбачевского подпевалы Яковлева …» — жужжал Рябинович.

Преобразование Фурье даже не стоило пробовать.

«… И в честь великой победы Григория Васильевича каждый год теперь считается 1985-ым!..» — докладчик закончил выступление, как и полагалось, на торжествующей ноте.

Непроизвольно реагируя на изменение шумового фона, Эрик поднял глаза. «Неплохо поработал, Моисей! — сдержанно похвалил Костоглодов, — Но все же есть кое-какие упущения.» Комсомольский секретарь встал и прошелся взад-вперед по сцене. «Во-первых, не упомянул ты про великую борьбу товарища Романова за охрану окружающей среды. Сам знаешь: ежели б не Григорий Васильич — полноизолирующие костюмы всем нам носить бы пришлось! Во-вторых, поэтический дух у тебя недозвучал — на одной ярости доклад ты построил. Помни Моисей: ярость супротив идейного врага высоко летит, да быстро падает, — оттого Партия сейчас упор на поэтику делает. А в третьих … — на лице Костоглодова появилось недоуменное выражение, — … э-э … забыл, понимаешь, что в-третьих было. — он почесал в затылке, — Ну да ладно, потом вспомню.» Разрешив мановением руки Рябиновичу идти, секретарь сел за свой стол. «Следующий доклад сделает дорогая наша, — Костоглодов плотоядно улыбнулся, — Мариночка Погосян на тему … — он полез в свои бумажки, — 'Агрессивные планы Соединенных Штатов Океании и Восточноазиатской Народной Республики в отношении Евразийского Союза'.» Марина встала и, покачивая бедрами, поплыла на сцену. «Давай, Мариночка! — подбодрил Костоглодов, — Не подведи!»

Погосян встала за кафедру и улыбнулась: «Империалисты СШО и ревизионисты ВНР всегда точили зубы на Союз Евразийских Коммунистических Республик. — она обращалась непосредственно к Костоглодову, как бы игнорируя остальную аудиторию. — Однако планам тем не сбыться ни-ког-да!..»

Эрик скосил глаза на листок с формулами … стоит ли пробовать преобразование Лапласа?

«… Стонут гордые латиноамериканские народы и горняки Шотландии под пятой североамериканского военно-промышленного комплекса!.. — низкий хрипловатый голос Марины доходил до низа живота. — Орды океанских диверсантов засылаются каждый год в западно-европейские республики нашего нерушимого Союза!»

Нет, преобразованием Лапласа уравнение также не решалось.

«… А каким лицемером надо быть, чтобы назвать свое министерство войны Министерством Мира! Только океанские империалисты способны на такое! И при этом считают себя поборниками социализма!..» — даже выражение горького сарказма в голосе Погосян приобретало сексуальный оттенок.

«Ненавижу ее!» — прошипела Лялька.

«… Да и восточноазиатские ревизионисты ничем не лучше океанских империалистов. Руководствуясь прогнившими догматами Мао Цзе-Дуна, они …»

«Ну и глупо.» — прошептал Эрик в розовое лялькино ухо (вьющиеся волосы ее приятно пощекотали ему нос).

«… Стонут японские трудящиеся под гнетом китайского ига. Плачут таиландские женщины, завербованные насильно в публичные дома для восточноазиатской солдатни!..»

«Знаю, что глупо, а все равно ненавижу. — опять зашипела Лялька. — Как ты только с ней в одной комнате сидишь!»

«… А во что они превратили солнечную Австралию?!..»

«С Погосян у меня меньше всего проблем.» — усмехнулся Эрик. Лялька посмотрела на него с явным неудовольствием.

«… клянемся торжественной клятвой ученых-ленинцев, что на священную землю нашей Родины вражеская нога не ступит ни-ког-да!» — закончила Марина, облизнув ярко-красные губы кончиком языка.

«Отлично раскрыла тему! — восхитился Костоглодов, — И поэтика — на пять с плюсом!» Погосян вышла из-за кафедры и поплыла на место — комсомольский секретарь проводил ее неотрывным восторженным взглядом. «Ты на Костоглодова посмотри — какие слюни на нее пускает!» — не унималась Лялька. «Ты его просто ревнуешь.» — прошептал Эрик, и Лялька саданула ему локтем в бок.

«Таперича третий доклад. — Костоглодов стряхнул с себя сексуальное оцепенение, — Джузеппе Карлуччи из техникческого сехтору сообщит на тему … э-э … 'Зачем нам нужны Советы, ежели у нас есть Партия? '» Расхристанный и косматый Карлуччи вскочил с места и затопал по направлению к кафедре.

Эрик опустил глаза на листок с формулами.

«Зачием нам нужены Совиетты, есели у нас иесть Пьяртия? — докладчик выговаривал слова с преувеличенной тщательностью, стараясь свести к минимуму итальянский акцент, — И зачием Пьяртии нужено Политбюуро, есели у ние иесть Гриугорий Василиевитч?…»

Оставалось последнее средство: ввести вязкость в точные уравнения, а потом проследить, во что она переходит в асимптотике.

«Вспомнил!!! — реагируя на три восклицательных знака в возгласе Костоглодова, Эрик поднял глаза, — Вспомнил, что в-третьих было: нет у Рябиновича галстука! — Сидевший в первом ряду Рябинович опустил голову и закрыл лицо руками, — Нешто не мог по случаю доклада одеть?…» Чувствовавший себя в сравнительной безопасности Карлуччи вдруг выпучил глаза, схватился за расстегнутый ворот своей рубашки и сразу же отдернул руку. Но поздно — заметив его движение, Костоглодов сделал пометку в лежавшем перед ним блокноте. Воцарилось гробовое молчание; на несчастного Карлуччи страшно было посмотреть. «Продолжай.» — холодно сказал Костоглодов, и Карлуччи, заикаясь, продолжил.