Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд - [48]

Так, одна за другой, вспоминая радостные мгновения прошлого или просто знакомый танец, хватаясь за любую ниточку, лишь бы не рухнуть в пропасть дикого угара в дикой прерии, пропасть, по краю которой мы двигались – все мы, белые женушки, вливались в толпу танцующих.

Должно быть, вид у нас, полудикарок, бешено кружившихся под сенью полной луны был живописнейший. Вальс, джига, полька, лихой канкан от нашей хорошенькой Мари-Бланш… Скоро всем стало все равно, как ты танцуешь, потому что все движения слились в одно… Быстрее, быстрее, быстрее… Окружающий мир превратился в буйство красок, движений и звуков. Будто бы все вдруг обернулись танцующими брачный танец птицами: распушив и встопорщив перья, петухи выпятили грудь, самочки крутили хвостиками, взбивая воздух, – вперед и назад, еще круг и еще один… Сквозь музыку доносился сильный, отрывистый тетеревиный ток, помноженный на ритмичный пульс самой Земли, и в пении слышались раскаты грома, порывы ветра и шум дождя… То был танец самой Земли. Должно быть, боги, наблюдавшие за нами, гордились своими созданиями.

Музыка и пение наполняли душный ночной воздух, словно окутывали склоны холмов, летя на крыльях ветра, так что даже звери собрались на холмах и слушали: волки и койоты затянули свою песнь, пришли лоси, антилопы и медведи; их очертания отчетливо виднелись на залитом лунным светом горизонте, и дети смотрели на них, притаившись у костра, слегка напуганные масштабами безумия, которое творилось вокруг, и старики смотрели на них, одобрительно кивая друг другу.

Мы танцевали. Танцевали… Люди смотрели на нас. И звери. И боги.

Кто-то остался танцевать на всю ночь – музыка не переставала играть, пока уставшую луну не застиг утренний свет. Но большинство из белых жен постепенно увлекли прочь из круга новоявленные родичи, тихо и беззвучно, и мы, покорно, как овечки, проследовали в свои жилища.

Возле вигвама Маленького Волка был воздвигнут еще один. Меня отвели к нему и усадили у входа на мягкое одеяло. После этого женщины, включая обеих жен вождя, его молодых родственниц и дочери, Милой Походки, ухватили одеяло за края и без слов внесли меня внутрь – как вносят невесту через порог и у нас, только это дело самого жениха. И вот я устроилась в новом «доме» у огня, который горел в очаге. Стены из бизоньих шкур недавно выкрасили в беловатый цвет пергаментной бумаги и очень красиво расписали геометрическими рисунками: какие-то из них изображали охоту, другие – битву, но были и те, на которых мужчины и женщины предавались любви; тут же были изображены дети, собаки и какие-то существа, которых я узнать не сумела. Возможно, это были сами языческие боги.

После того, как меня оставили одну, я облегченно вздохнула – наконец-то! Я надеялась, что это будет мой собственный новый дом. Я сообразила, что в первый раз с тех пор, как я попала в племя, я оказалась наедине с собой – какая это, оказывается, роскошь! Уставшая, я вытянулась на мягком одеяле у теплого очага, прислушиваясь к музыке…

Видимо, я крепко уснула, и мне приснился странный сон… Во всяком случае, все случилось, как во сне… Это совершенно точно был сон, потому что теперь со мной в вигваме был мой муж, он продолжал танцевать, мягко и бесшумно ступая обутыми в мокасины ногами, вскидывая и опуская их; грациозно и совершенно бесшумно он плясал вокруг очага, потрясая погремушкой из тыквы; но я по-прежнему не слышала ни звука – точно призрак, он танцевал вокруг моего ложа. Я ощутила возбуждение – щекочущее чувство внизу живота, щекотку промеж бедер – непреложный зов плоти, разбуженной брачным танцем. Мне почудилось, что я увидела его достоинство – оно росло под набедренной повязкой, точно змея, и легла на живот, неглубоко дыша, вжавшись в одеяло, чувствуя, что я вот-вот взорвусь. Я попыталась потянуться к нему – но он отпрянул и очутился позади меня, и во сне я чувствовала, что он щекочет мой заголившийся зад, как мне показалось, мягкими перьями, что еще больше меня возбудило. Тогда, все еще лежа на спине, я приподнялась, предлагая себя, и щекотка усилилась, и я снова повалилась на одеяло, чувствуя острую боль и желание. А он не переставал танцевать позади меня, бесшумно вскидываясь и опуская ноги. Тут в моем сне я издала странный гортанный звук, точно выросший из другого звука – я в жизни такого не слышала; и подалась еще выше, принявшись крутить задом, как делают все звери в природе, – и тут же щекотка вернулась, превратившись в едва различимое касание плоти, я чувствовала, как что-то щиплет меня за шею, и «змея», теплая и налитая, упала мне на зад, замерев между ног и пульсируя, точно у нее было собственное сердце, раздвигая их, входя в меня медленно и безболезненно, выходя и снова входя, так что я изо всех сил подалась назад, ловя ее и впуская в себя, до конца. И тогда она вошла в меня резко и целиком, и у меня в горле снова зародился неведомый мне прежде звук, тело задрожало, затрепетало, стало дергаться, и во сне я явственно поняла: я больше не человек, я единое целое с чем-то древним, примитивным и… настоящим… Они как животные, сказал капитан Бёрк… Так вот что он имел в виду… как звери.