Tyrmä - [34]

Крестьянин Щепко Иван Фомич, Архимандрит Феодосий, переводчик, полиглот и писатель Олег Васильевич Волков, Иван Лукьянович Солоневич и его брат Борис Солоневич, неистовый якут Егор Егорович Старостин, комсомольский рабкор Павел Борейша и три безымянных морских офицера — все они преуспели в своих побегах. Лишь только Павлику Борейше не повезло — богатырского телосложения беглец оказался зажат между камнями, когда вплавь добирался до берега, и сил не хватило выбраться, и шторм начался. Разбило беглеца плавником почти до полной неузнаваемости.

Светлая память отважным!

Ну, а морские офицеры не были безымянными, да, к тому же, может, не были они и морскими офицерами. Все это досужие вымыслы, пуля, запущенная коллегами рыжего охранника Прокопьева. Может, лишь один из них — офицер, один — барон, а еще один — монах.

11. Неуместный торг

Май расцвел черемухой и рассыпался мириадами комаров, мошек и иных кровососущих вредителей. Начало лета на Соловках ознаменовалось крупной партией классово неприемлемых для Советского государства субъектов. Помимо белогвардейцев это были банковские служащие и уркаганы. Так сказать, пробная партия дармовой рабочей силы.

Все сорок новоприбывших, конечно, составляли определенную силу, вот только никак не рабочую. Урки были плохими работниками по своим понятиям, белое офицерье оказались плохими работниками из классовых соображений, а бухгалтера были просто плохими работниками.

Ни воры, ни беляки не боялись ни побоев, ни смерти, а банкиры хоть и брались за все и сразу, но ничего стоящего из этого не выходило. То ли умиление от нового расцвета природы, то ли отсутствие навыков борьбы с летающим гнусом повлияло на то, что суровость надзора над зэками несколько утратило свою суровость.

Если строгая отчетность в рабочем инструменте — молотках, пилах, топорах — соблюдалась неукоснительно, то обрезки досок, неучтенные гвозди, метры пеньковой веревки могли лежать в куче под майским дождиком и прорастать лопухами.

— Доски, веревку и гвозди собирать под дверь той кладовки, где много воды, — сказал Тойво барону.

Мика не стал переспрашивать «зачем?» и между делом, проходя мимо, подпихивал в щель под дверь оговоренные материалы. Он верил в красного финна, верил в то, что под его руководством им удастся отсюда выбраться. Только не вполне было понятно, зачем им нужно что-то поблизости от монастыря, коли все дело должно замутиться на острове Анзер. Ну, да раз надо — значит, надо.

После памятной беседы с Бокием прошло, вместо обещанного, целых три дня, когда Антикайнена опять вызвал всесильный чекистский босс. Для этой цели освободили внутренний дворик между колокольней и Никольской церковью, приспособленный под прогулки особо ненадежных заключенных.

— Тебе есть, что нам сказать? — спросил Блюмкин, стоящий рядом со своим начальником в расслабленной позе. Вряд ли в былой Российской империи нашелся бы человек, способный мгновенно отреагировать на малейшее изменение ситуации, как мог Яков.

— Если вас, конечно, это все еще интересует, — ответил Тойво и почувствовал некую тень кокетства в своих словах.

— Я скажу, только как насчет моего условия? — поспешно добавил он.

— Ну, так назови его, — недовольно заметил Глеб. — У нас мало времени.

— Мне нужны два помощника, — сказал Антикайнен. — При такого рода делах, связанных с Сампо, мне нужны люди, которым бы я доверял.

— А при чем здесь Сампо? — удивился Блюмкин, не пытаясь скрыть своего разочарования.

Тойво посмотрел в змеиные глаза Бокия и не увидел в них ни тени понимания.

— Ну, а если я скажу так: Самполла? — продолжил Тойво. — Не это ли Рерих ищет?

На этот раз реакция последовала, как от Глеба, так и от его телохранителя. Бокий прищурился, а Блюмкин рассмеялся.

— Да тебе в цирке фокусником надо работать, — сказал он. — Как ты дошел до этого, мать честная!

Как и любой неординарный и наделенный талантами человек, Яков умел восхищаться вещам, на которые он сам не способен. Пока не способен.

Можно было предположить, что товарищ Глеб чуть растерялся, но такие люди ведут себя иначе: они сердятся. А Бокий вознегодовал серьезно. Был бы пистолет под рукой, выстрелил бы непременно. В Блюмкина, в Антикайнена, в пролетающую ворону или прячущегося за сараем Буйкиса — без разницы.

— Кто? — спросил он тоном, который, как говорится, не предвещал ничего хорошего. — Откуда про Шамбалу знаешь? Назови предателя!

— Ты меня просил подумать, ну так и получите, — пожал плечами Тойво, ничуть не страшась стоящего перед ним человека, наделенного чудовищной властью. — Мне нужны мои помощники.

Бокий не привык принимать скоропалительных решений, первая мысль об утечке информации все-таки пока доминировала в его голове, и с ней нужно было разобраться. Он отвернулся от Антикайнена, намереваясь уйти по-английски, не прощаясь.

— Учти, товарищ Глеб, что лучше ночи, чем на 22 июня, не будет. И я не буду сотрудничать без выполнения моего условия, — в спину ему сказал Тойво.

— С тобой свяжутся в нужное время, — на минуту остановившись, через плечо ответил Бокий.

За ним поспешил Блюмкин, на ходу подмигнув финну и показав поднятый вверх большой палец правой ладони.