Тыл — фронту - [53]

Они именовались осмотровыми работницами, потому что их обязанность — осматривать гильзы от патронов. ОТК — само собой, после них. И если недосмотрели изъяна хотя бы в одной гильзе, должны были проверить заново всю партию. С тех пор у Нилы Ивановны болят глаза — перенапрягла. Ведь иной раз по двое суток не выходили. Поспят на сцене или балконе часа три — и снова за смотровой стол. Цех их размещался в старом здании ЧИМЭСХ, а участок — в сегодняшнем актовом зале.

Бригада поначалу была просто молодежной, да и весь цех молодежный — постарше лишь женщины да инвалиды. Потом все в бригаде стали комсомольцами.

«Сегодня взяла в руки нашу «Вечерку» и читаю: «Девчата с номерного завода». Батюшки! — думаю, — это же наша бригада и бригадир Нила Трусилина». На глазах слезы. На снимках тех лет я сразу узнала тебя и Зою Гусихину. А я Муся Захарова.

Нила, ты помнишь, ходила всегда в гимнастерке под ремень, в темной юбке, в сапогах, всегда подтянутая, бодрая.

Как давно все это было. Вот и ты приезжала в Челябинск и города не узнала. Может, и мы прошли мимо друг друга и не узнали.

У меня трое внуков. Работаю в универмаге «Детский мир». Я уже на пенсии, но работаю. А помнишь, Нила, как мы подписывались на всю зарплату на заем и как провожали наш добровольческий танковый корпус, мы все отдали тогда ему, всю нашу зарплату. И все же на что-то жили, ведь не умирали.

Нила, я вот на работу пришла, девчонкам газетную статью показала, все прочитали, поплакали, а я вот весь день не могу — и слезы, и вспоминаю, и рассказываю. Как ты нам не давала стонать и унывать. Я, помню, заснула, и у меня загорелся бурок на ноге, а нам надо было грузить ящики с патронами. Я говорю: «Как я буду грузить, у меня же нога замерзнет?», а ты мне: «Зою Космодемьянскую как пытали? По снегу босиком заставляли ходить в лютый мороз — она молчала. И мы погрузим, не замерзнем».

Как мы выжили! А ведь это ты у нас такая молодчина была, на давала нам покоя: чуть свободная минута, ты нас собираешь петь, танцевать. И ведь, правда, забывали о еде и сне. И, знаешь, мне передался от тебя твой задор, что-то от твоего характера».

Это письмо Н. А. Трусилина-Матусевич получила после газетной публикации от члена своей бригады М. А. Краевской-Захаровой. Девчата с патронного стали находить друг друга. Они делились с нами радостью встреч, рассказывали о своей военной юности.

Перед войной К. Д. Букреева работала в столовой, отсюда ее направили на курсы сандружинниц.

— Нас учили не только тому, как оказывать помощь раненому, но и стрельбе, гранатометанию и даже штыковому бою, — рассказывает она. — Словом, всему, что должен уметь и знать солдат. Запомнилась слова инструктора после экзаменов: «Мы готовим вас, товарищи, для того, чтобы, если завтра грянет война, вы сумели защищать Родину». И надо же — это завтра наступило через три дня после экзаменов. Но попала я не на фронт, а по направлению райкома комсомола на патронный завод. «Здесь, — сказали, — тоже фронт». Попала я во второй цех, где делали пули. Сначала меня поставили на контроль, а потом на станок. И уже вскоре я выдавала по две-три нормы. Конечно, тяжело нам, девчатам, было таскать свинец с первого на второй этаж, а приходилось в смену поднимать до 500—600 килограммов. Ну а курсы сандружинниц мне все-таки пригодились, когда нас стали посылать в госпитали. Мы ухаживали за ранеными, кормили их, даже закручивали цигарки — первое время они у нас никак не получались. Ничего, научились. Сегодня трудно поверить, как мы выдерживали: 12 часов смены, потом госпиталь — и снова на завод. Иной раз приходилось отдыхать по два-три часа в сутки. Переходили мы порой и на казарменное положение.

Голодно, холодно, трудно было нам, но мы знали одно: разве сравнить наши беды с теми, что выпали на долю тех, кто был в осажденном Ленинграде, в оккупации. Мы чувствовали себя перед ними в долгу и делали все, чтобы ускорить разгром врага.

— Особенно тяжела была ночная смена, — вспоминает Л. Г. Старикова-Коваль. — Чтобы не заснуть, пели песни, на всю жизнь тогда напелись. Получалось словно про себя, ведь все заглушал шум станков. А то играли в географию всем цехом, от одного к другому передавали, где Португалия, Аргентина или где какие горы и реки. Так заставляли свой мозг работать, отвлекались от сна. Чтобы освежиться, выходили на балкон (наш монтажный участок находился на втором этаже). И такая стояла ночная тишина, что не верилось: где-то гремят бои. И невольно мечталось. Неужели когда-то на всей земле будет мирная тишина и ночью можно будет спать?

— Нас, малолеток, очень жалела старший мастер Елена Климентьевна Ковалева, — с благодарностью вспоминает Л. А. Зыкова-Долгополова. — Мы ей, пожалуй, годились во внучки. Она где-то доставала нам дополнительные талоны на хлеб и обеды. Работали мы сначала по восемь, а затем и по 12 часов. Калибровали мы гильзы вручную, тут мне было сподручно, а как поставили автоматы, я достать до них не могла. Что делать — стали мне подставлять ящик.

Жила я тогда, как и сейчас, в поселке завода ЖБИ-1. Очень это далеко, а никакого транспорта не было, все пешком. Но всегда успевала вовремя.