Тяжкое бремя абсорбции - [4]

— Три года всегда трудны, — вещал господин Мирошник, — но нужно иметь терпение, и все становится хорошо. Вы у себя там в «Истории Израиля» напишите, что главное — это терпение. Савланут, если по-вашему.

— Вы не знаете ли, — спросил я, отвлекая русского бизнесмена от произнесения банальностей, — что стало с теми балтийцами, с которыми вы провели несколько ночей у памятника Долгорукому?

— Понятия не имею, — отмежевался Ян Мирошник. — Может, им дали государственное жилье в Магадане.

— Можно написать, что вы полностью абсорбировались? — спросил я.

— Не люблю этого слова. Лучше сказать — интегрировался. Это — да. Мне в России хорошо.

Он сказал это с особым нажимом, и я все понял. Мой отец, приехавший с волной алии-90, точно так же говорил «Мне в Израиле хорошо», сидя у окна съемной квартиры в Кирьят-Яме и глядя почему-то не на близкое Средиземное море, а на видимые только его внутреннему взору Невский проспект и шпиль Адмиралтейства.

— А почему ваш президент, — перевел я разговор на другую тему, — не хочет ратифицировать договор о запрещении продажи Зимбабве ядерного оружия?

— А потому, — назидательно сказал Ян Мирошник, — что России нужны деньги. И это наше дело, верно?

Я не согласиться с такой постановкой проблемы, и мы заспорили. Но это уже другой разговор, и к «Истории Израиля» он не имеет никакого отношения.