Тяжелый понедельник - [59]

Отец Моники встал, взял его под руку и рывком поднял с дивана.

— Вам пора уходить, — заявил он. Это были первые произнесенные им слова.

Моника и Вильямс едва ли не бегом выбрались из маленького чистенького домика, спустились с крыльца и торопливо пошли к машине Сэнфорда.

— Ты спятил? — спросила Моника.

— Ты же сама этого хотела.

— Я имела в виду совсем другое прозвище.

— Но…

— Ты же врач. Я положилась на твой ум.

— Я же сказал, что это плохая идея.

Нажав кнопку на пульте, Сэнфорд открыл свою «хонду». Траны стояли на крыльце и бросали на него злобные взгляды. Пока Моника усаживалась в машину, молодой врач тревожно смотрел на эту толпу. Не хватало только вил и факелов. Потом он поспешно обошел машину и сел за руль.

— Я имела в виду не bu yonghu con ngua, — сказала Моника.

— Но… — нерешительно попытался возразить Сэнфорд. Не оглядываясь, он повернул ключ зажигания и рванул с места так, как будто спасался от лесного пожара или от грабителей. В квартале от дома Тран снова заговорила:

— Тупица, кто же говорит, что он «ненасытный жеребец» в присутствии родителей невесты? — Она улыбнулась, а потом, не выдержав, рассмеялась. — У вас в Алабаме так принято?

Сэнфорд попытался улыбнуться в ответ, но испытанное потрясение парализовало мимическую мускулатуру.

— Но какое прозвище ты имела в виду?

— Gâu tráng. Белый медведь.

— Но ты же меня так не называешь.

— Иногда называю.

Пару кварталов они проехали молча. — Тупой осел! — смеясь, произнесла Моника и ударила Сэнфорда в плечо. На этот раз он тоже засмеялся. — Теперь у тебя новое прозвище: Тупой Осел.

Глава 25

Тай Вильсон призывно взмахнул рукой, увидев, что Эллисон Макдэниел появилась в дверях ресторанчика Анджело, уютного заведения, известного своими французскими вафлями с черникой и сухариками с изюмом. По телефону Эллисон сказала, что отвлечься может утром в воскресенье, потому что по воскресеньям не сидит с племянниками. Ожидая ее за столиком, Тай сам толком не понимал, что делает. Вернее, умом понимал всю неуместность этой встречи. Он был уверен, что ни Хардинг Хутен, ни юрист, ни любой другой сотрудник больницы не одобрил бы его поведения. Но что-то буквально толкало его изнутри. Может быть, желание себя наказать? Но он ведь и без того наказан. Или это что-то другое? Стремление искупить вину?

Тай испытывал нечто вроде раздвоения личности, словно со стороны наблюдая, как его пальцы нажимают кнопки, набирая номер Эллисон. К его удивлению, она сразу согласилась с ним встретиться.

— Доброе утро, мисс Макдэниел.

— Эллисон, — поправила она, садясь за столик.

Подошла официантка.

— Кофе? — спросил Тай.

— Конечно.

Тай пил чай без кофеина. Он так и не приобрел склонности большинства своих коллег к кофе — чем крепче, тем лучше. А в данный момент он и без кофе волновался, как старшеклассник перед первым свиданием. «Да еще таким свиданием», — думал он.

Эллисон сделала глоток черного кофе и посмотрела на Тая.

— Так зачем вы хотели со мной встретиться? — спросила она деланно небрежным тоном.

— Если честно, то я и сам не понимаю. — Он помолчал, потом продолжил: — Можно мне спросить, почему вы согласились со мной встретиться?

— Вы — последний, кто видел моего сына живым. Вы — моя связь с Квинном, — ответила Эллисон. — Мне хотелось бы знать еще одну вещь. Ведь наверняка Квинн был не первым, кто умер во время операции. — Она сделала паузу. — Честно говоря, я не понимаю, зачем один из лучших хирургов Челси ищет со мной встречи.

Отбросив со лба волосы, она быстро оглядела свою одежду:

— Господи, на кого я похожа! — Вздохнув, она отхлебнула кофе. — Наверное, мне не следовало бы этого говорить, но знаете, после того, как я потеряла Квинна, я почти убедила себя в том, что все это сон, что я просто сплю и мне непременно надо проснуться. Я уговаривала себя, что еще минута, и я пойму, что я права, что это — всего лишь дурной, страшный сон. — Голос Эллисон становился все более сдавленным. — Временами я принималась считать. Один слон, два слона, три слона. Я была уверена, что не успею досчитать до десяти, как залает собака, посигналит машина, включится радио.

Голос Эллисон задрожал, как флажок, прикрепленный к спице детского велосипеда. Она закрыла глаза. По веснушчатым щекам скатились две безмолвные слезы.

— В глубине души я понимала, что это не сон, но в те секунды я была свободна. — Она усмехнулась, но смех был не радостным — женщина смеялась над собой. Она быстро вытерла глаза обеими руками. — Я совершенно пала духом, перестала спать по ночам, потеряла работу, я потеряла единственный свет моей жизни. — Эллисон вздохнула и пристально взглянула на Тая: — Что вы от меня хотите, доктор Вильсон? Вы боитесь, что я подам на вас в суд?

— Нет, Эллисон, нет, дело не в этом, — поспешно возразил Тай.

— Хорошо… что вы хотите от меня услышать? Что вы хотите узнать, чего вы еще не знаете? Может быть, вы хотите что-то сказать мне. Зачем я здесь, доктор Вильсон?

Тай ломал голову над этим вопросом с того момента, как уселся за столик. Потом он заговорил, с трудом подбирая слова:

— Никто, ни один из моих больных не задел меня так, как ваш сын Квинн. После того как он умер, я стал сомневаться в правильности принятых в ту ночь решений. Да что там, я стал сомневаться во всех моих решениях.