Тяжелый круг - [149]

Так вот, когда участники скачки на приз Элиты спешились и конюхи увели лошадей из паддока, Виолетта не стала ни жаловаться, ни объяснять, ни спрашивать ни о чем, а сразу же направилась к Зяблику, вырвала его изумительный стек и, ни слова не говоря, наотмашь хлестнула им Зяблика. Происшествие было невиданное и неслыханное. Не удивительно поэтому, что поднялось такое волнение и в паддоке среди ипподромных людей, и за вольером среди зрителей. Много было восклицаний — громких, возмущенных и удивленных, осуждающих, справедливых и вздорных. И в первый момент почему-то не было никого из тренеров, это просто удивительно — уж не сбежали ли они от греха подальше? Ведь будь они на месте, безобразного скандала могло бы и не произойти.

Избавившись от шока после удара, Зяблик изготовился для драки, вовсе не учитывая того, что перед ним хрупкая и не сумеющая оказать ему никакого сопротивления девчонка. Он, конечно же, справился бы с ней в два счета, но ему не дали: между ними сразу образовалась стена. В центре ее был решительный Нарс Наркисов, склонный всегда к практическим действиям.

— За что ты его? — спросил он довольно сурово, видимо вполне допуская, что Виолетта зачинщица и виновница. И она несколько даже струсила от его суровости, оправдалась:

— Он меня по спине, после горки…

— А-а, — понял сразу привычный к таким штучкам Нарс. — Понятно. Тогда все правильно, все законно.

— Это ты так считаешь, — не согласился Саня Касьянов, — а я думаю, надо в этом хорошо разобраться.

— Моим стеком! — ужаснулся Олег Николаев, словно это было сейчас самое главное. — Его из Венесуэлы привезли… Верни стек сейчас же мне, ты недостоин его, Зяблик.

— Пойдем в судейскую коллегию, во всем разберемся! — настаивал Саня Касьянов, и, наверное, с ним бы согласились, не появись вдруг новое и неожиданное для всех действующее лицо — Саша Милашевский.

Он прорвался сквозь толпу зрителей, наблюдавших за развитием конфликта с живейшим любопытством, ухватился за верхнюю перекладину металлического заграждения.

— Куда? Куда? — завопил от калитки бдительный дежурный, но, узнав Сашу Милашевского, остолбенел.

— Я все видел! — прерывисто дыша, выкрикнул Саша и тут же бросился на Зяблика. Тот плюхнулся задом на ископыченную, пыльную землю, потом, суетливо поднявшись, зачастил:

— Саша, Саша, ты послушай! Эта дура-баба своей ездой по стольнику у нас из пасти вырвала… По целому стольнику… Знаешь…

Больше он ничего не успел сказать…

Ипподромные динамики объявили:

— «Скорая помощь», вас просят подъехать к помещению ветеринарной аптеки!

На трибунах никто объявлению не удивился — не диковинка на скачках несчастный случай, потому и карета «скорой помощи» постоянно по кругу раскатывает. На этот раз санитары погрузили в машину Зяблика, а Саша Милашевский ушел с ипподрома в сопровождении младшего сержанта милиции — поделом, конечно: хоть и правый суд он вершил, но драка есть драка, она — не лучшее решение вопроса.

Позже всех, когда уж и пыль улеглась, явился в паддок Амиров.

— Неужели в каталажку угодил? — удивился он. — Впрочем, все логично, теперь прямой путь на скамью подсудимых.

5

С заплаканными глазами, закусив до боли губы, Виолетта вошла в жокейскую, смотрела требовательно, словно ждала чего-то.

— Пойдем? — Саня робко коснулся ее руки.

Они шли через поле. Густая трава мягко пружинила под ногами.

— Что же ты меня не уничтожаешь? — Вспомнила Виолетта фразу Саши Милашевского.

— Тебя? За что?

— За драку.

— Да ты, оказывается, драчунья, — улыбнулся Саня. — Но вообще-то молодец. Я рад за Игрока. Так верил в него!

— Почему ты никогда не возмущаешься? — взорвалась Виолетта. — Все молчишь, молчишь, всем прощаешь!

— Да. У тебя волосы дыбом стоят, — поглядел он сбоку.

— Пусть.

— Ну да, конечно, пускай, это сейчас не самое главное… Но ты отвлекись, что ты такая взвинченная?

— Я вообще думаю: есть ли у тебя характер?

— А тебе нравится мучить… — неожиданно сказал Саня.

Она даже остановилась. Санины зеленоватые глаза смотрели независимо, но миролюбиво. Только уголок рта предательски дернулся.

— Когда я пришла на ипподром, я даже не представляла себе, сколько переживу здесь.

— Да, тут горячо, — согласился Саня по-прежнему спокойно. — Посмотри, Бочкаловы, ненасытные, все сидят, ждут еще чего-то.

Братцы грудились стайкой в беседке, выстроенной на поляне близ стипль-чезной трассы.

— Чего не уходите-то, ведь завтра в школу? — Саня тоже примостился на перилах.

Профиль его четко вырисовывался на закатном зеленоватом небе.

В противоположной стороне скромно синели две очень аккуратненькие, будто бы рукой великана выровненные и причесанные горы — Юца и Джуца. Более высокая и широкобедренная Джуца с седловиной — двумя макушками, так что иные приезжие принимают ее за Эльбрус. Но самого хозяина гор, так же как и льдистую цепь Главного хребта, разглядеть отсюда можно очень редко, только в особенные часы. В пасмурный день их накрывает дождевая хмарь, в солнечный зашторивает сплетение поднимающихся от земли знойных струй. Лишь в утреннем промытом воздухе бывает выписана каждая щербинка хребта и видна надтреснутая сахарная голова Эльбруса. Да еще иногда по вечерам, вот как сейчас, закатные лучи неожиданно высветляют их, проявляют в остывающем мареве. И как только белые вершины Эльбруса проступили на горизонте, Джуца и Юца съежились, сникли и будто стали меньше ростом.