Тяжёлый дождь - [11]

   Остаётся сделать шаг, протянуть сухую конечность, повернуть ручку. Вдохнуть поглубже и замереть. Вопли сестры всплывают, будто я слышал их вчера.

– Папа, мне очень больно!

– Заткнись, сука. В следующий раз ты подумаешь о том, как папа отреагирует. Еще один уёбок между твоих ног, и клянусь богом, ты, мразь, будешь визжать ещё громче.

   Анальное проникновение без смазки по рассказам Мелиссы похоже на ожог. Только горит твоя прямая кишка. Так, словно в задницу запихивают огромный футбольный мяч; ты уже не можешь терпеть, а усилия всё жестче. Она кричала, но никогда не плакала. За неё это делал я.

   Скулил, как последний недоносок, запираясь в чулан, в котором вечно воняло грязным бельём и влажным деревом. Он кончал прямо в неё, закуривал и открывал бутылку пива. Дело сделано. Все воспитаны.

   В свои четырнадцать лет Мелисса была мечтой любого мужчины. Юная, упругая и опытная.

   В свои девять я был знатоком анальных фрикций.

   И я должен открыть дверь. Это на уровне инстинкта. Разум не имеет над тобой власти, откуда-то изнутри идёт это непреодолимое желание. Хруст механизма. Паук разделывается со своей жертвой.

   Каталина. Под моим отцом. Его футболка устлана кровавыми пятнами. Восемь ножевых ранений, нанесенных собственной дочерью. Восемь ножевых ранений, сделавших этот мир чуть светлее. Восемь дыр, о которых никто не знал. И Каталина – она уставилась на меня как тогда, в гостиной. Её тело сотрясается от мощных толчков. Желудок выталкивает содержимое, дрожь, дождь…

   Я проснулся оттого, что стало трудно дышать. Рвота перекрыла дыхательные пути. Привкус страха. Так пахнет волнение – мочой, кислотой и непереваренным сэндвичем. Писк автоответчика. Видимо, звонил Дэл.

   "Приятель, я не знаю в чём тут дело, но когда Каталина ложилась спать, она улыбнулась мне. Такими темпами ты получишь не только мою сестру, но и меня. Жду завтра вечером. И бери трубку, когда тебе звонят, придурок".

   Она улыбнулась. Но ещ ё вчера была рада смерти. Следовательно, всё хреново.

   Семь часов утра.

   Город просыпается в объятиях тумана.

   Дороти Бальмонт преспокойно спит, обняв потёртый фотоальбом, а на тумбочке стоит синий контейнер с бумажными салфетками. Ничего не меняется, если никто не хочет что-либо менять. Жизнь застывает в точке кармического воздаяния. Окна твоего дома превращаются в картины, ведь изображение остаётся прежним. Не нужно покупать репродукции, копии картин Ван Гога или Моне. Окно отлично подойдёт в качестве украшения любого интерьера. Хочешь пейзажной атрибутики – отправляйтесь за город. Индустриальное искусство – промзона.

   Географический детерминизм определяет степень твоей свободы.

   Кофе. Две чашки кофе.

   Сужаются кровеносные сосуды. Печень выбрасывает в кровь уйму глюкозы.

   Расслабляются дыхательные пути. Мобилизация.

– Сынок!

   Дороти. Должно быть, включенный телевизор выдал меня.

– Слава богу! Живой. Ушёл позавчера, даже не позвонил, не сказал, где ты, в порядке ли ты. Я волновалась.

   Она прижала меня к своей огромной груди. Такая реакция – что-то вроде удара по яйцам. Неожиданно, внезапно. Спрашиваю её, не будет ли она ругаться?

– Да господь с тобой! Главное – с тобой всё хорошо. Ты завтракал? Нет? Тогда иди в гостиную, я быстро умоюсь и что-нибудь приготовлю. Вот и славно…

   Где-то в моей голове, в самых далеких и пыльных её уголках, происходит серия крохотных землетрясений. Привычка приготовила меня к долгому разговору, наставлениям и упрёкам. Что я получаю в итоге? Объятия и завтрак. И счастливое, воистину счастливое лицо "мамы". Коллапс. Блэкаут. Видимо, бесконечный поток однообразия порой выплёвывает нечто экстраординарное.

   Иногда паук-птицеед может лишь ударить передними лапками для отпугивания.

   Карма в голос смеётся надо мной.

– Кстати, не помню, говорила я тебе, или нет, но завтра нам нужно быть на похоронах Бэтти Тэйлор.

   Спрашиваю, что с ней случилось?

– Сынок, все умирают.

   Возможно, память подчас подводит Дороти, но не логика.

– Ты завтра ничем не занят?

   Говорю, что свободен.

– Вот и хорошо. А то я одна не добралась бы до кладбища. Всё, садись, ешь. А я пойду, послушаю новости.

   Все умирают. Слушаешь ли ты новости, или жаришь бекон. Трахаешь Эмили подо мхом или же блюёшь на себя, видя ретроспективные сны. Вдыхаешь тлетворный душок догорающей помойки или же ароматы фиалки, бергамота и розы. Немота заразна. Нет. Немота неизбежна.

   9

   Тысячи надгробных плит, изрезанных и молчаливых. Все эти имена…они когда-то что-то значили. А сейчас только имена. Фрэд, Эллис, Мадонна. У них были дружные семьи, любимая работа, признание. Покажите мне человека, счастливого в браке, довольного тем делом, которым он занимается, но притом уважаемого и необходимого во враждебной среде.

   Замена переменной.

   Вместо ужина в ресторане со своей супругой ты идёшь на встречу с деловым партнёром, женщиной, которую тебе необходимо поиметь, дабы расположить к себе, непробиваемую холодную суку. Ты вроде как невзначай задеваешь ногой её голень, говоришь ей о том, как она прекрасно выглядит и что её аромат сводит тебя с ума, что невозможно сосредоточиться на беседе. Вы выходите из "Бордо", останавливаете такси, ты открываешь, как истинный джентльмен, дверь своей спутнице и садишься рядом. На расстоянии ладони может показаться, что возникло какое-то сексуальное напряжение между двумя подвыпившими партнёрами. Сексуальное напряжение ценой в половину имущества.