Тяжелые люди, или J’adore ce qui me brûle - [21]

После того как он воспринял эти слова как полусогласие, отступать ей было некуда; практические детали решались словно где-то вдали, в отчуждении от ее смятенного сознания, отступившего в полутемные кулисы, откуда она и наблюдала за происходившим… Наконец они договорились о месте и времени. Гортензия, так звали девушку, ощутила необходимость зайти куда-нибудь и выпить чашку кофе, чтобы спокойно обдумать, правильно ли она поступила. Однако договоренность состоялась. Райнхарт еще раз вытащил из кармана плаща ее карточку, прямо посреди улицы, полной деловой суеты, прочел ее имя и снова сунул карточку в карман с гримасой издевательского почтения, в сущности, однако, немало гордый своим успехом, столь легко добытым перед Ивонной, к тому же рассчитывая на то, что успех этот будет походя зачтен ему как доказательство умения жить в обществе и стремления зарабатывать.

Ивонна не произнесла ни слова.

В конце концов, все мы — дети, которым нельзя показывать, если любишь их и восхищаешься ими, иначе не успеешь оглянуться, а они начинают кривляться, как обезьяны, и все это нам в угоду. Ну что плохого в том, что они познакомились, сказала себе Ивонна, и ей представилось совершенно естественным, что в их отношениях могут возникать помехи, посторонние шумы — она не желает их пугаться, не желает относиться к ним слишком серьезно. Что за любовь, которая боится подобных знакомств! Да и оба они вполне взрослые люди.

Уже несколько недель лето словно замерло на месте, как белые облака над озером, ежедневно обещавшие грозу; комариные рои заполняли воздух. Все застыло. Деревья стояли, словно их зелень будет вечной.

Явная настроенность на некое грядущее событие порождала целую свору бодрых планов, которые, едва рожденные, тут же принимались скакать вокруг них, как щенки, когда они вместе шли по улицам или по вечерней набережной. Ивонне, между прочим, чаще приходилось отвечать на приветствия прохожих, тогда как Райнхарт, никем не тревожимый, пребывал в мирной неизвестности. Если случалось, что кто-нибудь кивал и ему, то он этого по большей части не замечал, поскольку не привык следить за такими вещами, а когда Ивонна тихонько обращала его внимание на приветствие, он воспринимал это столь серьезно, что останавливался, начинал оглядываться и долго не мог вернуться к нормальному состоянию — совсем по-деревенски…

Что же касается планов, то не было никаких сомнений в том, что речь могла идти только о море. Каким широким становился мир при этом слове! Все открывалось в синем просторе, в особенности для Юрга, в сущности, бездомного, для которого в море заключалось ощущение далеких стран как своей родной земли, воспоминание о том лете, которое, как выяснилось позже, было его юностью.

— Едем к морю! Лады?

Ивонна, только что еще вдохновленная этой идеей, вдруг запнулась. Сдержанная улыбка состарила ее и в то же время сделала прекрасной. Может, она это из-за денег?

— Ну тут есть перспектива! — хвастливо заявил он. — Я тебе уже говорил, что у меня есть заказ?

Ивонна ничего не слышала.

Юрг принялся говорить о заказе…

Она должна была рассказать ему, а он должен был выслушать, вот и все, и вообще-то она собиралась сделать это уже давно. Почему она так труслива! Каждый раз на нее нападал страх, что это станет их последней встречей. Вот и сейчас она готова была расплакаться.

— Ну вот, я тебе все объяснил, так что посмотрим, как оно будет. Так? Если так, то ты готова поехать со мной к морю?

«В чем же дело?» — спокойно спросил он. Они находились в ее квартире, и он полагал, что теперь она могла сказать все, здесь, пока они пили кофе… «Нет, не сейчас, не сегодня, как-нибудь в другой раз!» Все было как и в другие вечера, когда она уже собиралась об этом заговорить и каждый раз уступала желанию: оставь этот вечер для нас! И каждый вечер ей казалось, что она совершает несправедливость. Ведь сказать это все-таки надо. Он ни разу не спрашивал ее, что было до него. Он знал, что она была когда-то замужем, что муж ее умер и, хотя умер молодым, глупцом не был никогда. Ехать к морю без того, чтобы он знал об этом или мог об этом догадаться… нет.

Юрг держал ее за руку.

— Так в чем же дело? — спросил он еще раз.

Ивонна только засмеялась:

— А теперь мне нужно переодеться. Понимаешь? Если мы собрались на концерт…

Она переодевалась в соседней комнате. Райнхарт остался один в ожидании. На подоконнике сидела черная кошка. Ивонна спросила из соседней комнаты, надеть ли ей длинное синее платье. Райнхарт кивнул сидя, потом поднялся и стал посреди комнаты, засунув руку в карман пиджака. На нем был его единственный темный костюм. Медленно и, возможно, без участия сознания правая его рука сдвинула кофейные чашечки вместе — работа эта завершилась быстро, во всяком случае, она не смогла заполнить четверть часа. Когда Ивонна была готова, но еще не причесана, когда открыла дверь и появилась в своем длинном синем платье с белым платком на плечах и явно в самом приподнятом настроении, то обнаружила Юрга все в том же положении, стоя, левая рука в кармане, неподвижный взгляд устремлен на кофейные чашки.