Тяжело в учении - [86]

«И ты редко вспоминаешь об осторожности», — донёсся из глубин памяти старческий голос. Шаас вздрогнул и повыше поднял факел, но рядом не было наставника, чьего имени теперь он даже не мог вспомнить, поблизости не оказалось учителя, чей путь он сделал своим. И тоска резанула по сердцу, хотя Шаас понимал, что это чувство невозможно и неуместно здесь и сейчас. Он двинулся вверх значительно медленнее, стараясь более не шуметь и усмирить клокочущий в душе гнев, заставивший крушить зал с колоннами.

Накатила тяжёлой волной усталость, мышцы ныли, отчего он несколько раз останавливался и придирчиво осматривал собственное тело, ожидая найти открытые раны, порезы или кровоподтёки. Но кожа была бледной и чистой, а боль жила внутри.

Мучила и одышка, и странное, всё время сбивающееся сердцебиение. Видимо, тело никак не могло прийти в себя. Возможно, стоило бы задуматься, сколько же Шаас пробыл тут, в этом каменном мешке без возможности двигаться, но такие мысли сейчас не могли пробраться в его замутнённое гневом сознание.

Чутьё снова подсказало, что он приближается к кому-то живому. Шаас не знал, кого может увидеть, но был готов к любой встрече. Он верил в свою силу, он чувствовал, как та оживает и разворачивается, точно в груди распускает крылья огромная птица. А ещё Шаас помнил три бессмысленных слова, которые — уверенность в том была непоколебимая — могли помочь отобрать чужую магию.

Приложение Ветер в башне

О том, как Нэллиан обрел свою магию

      Едва сдерживая рыдания, мальчик продирался сквозь заросли, понимая, что только в чаще будет полностью в безопасности. Он бежал от самой деревни, что ютилась на скалах, обрывами уходящих прямо в пасть кудлатому северному морю, и за ним мчались другие дети, улюлюкая и кидаясь камнями. Забираясь вглубь разросшегося шиповника, мальчик не обращал внимания ни на колючие ветки, до крови царапающие руки и лицо, ни на давно утомившуюся погоню, отставшую ещё за поворотом. Едва выбравшись из сплетения колючек, он споткнулся и с размаху приложился о выступающий из свежей травы камень, отчего некоторое время совсем не мог глотнуть воздуха. Силы окончательно его покинули.

      Между тем мир вокруг был зелёный и яркий. Шиповник был усыпан крупными розовато-белыми цветками, привлекая пчёл и бабочек, в росистой траве словно сияли рассыпавшиеся алмазы, молодая поросль тянулась к солнцу, пробиваясь даже сквозь каменную кладку.

      Мальчик нахмурился, внезапно осознав, что именно видит: он споткнулся о выступающую из травы, перекошенную ступеньку, одним концом утонувшую в волнах изумрудного мха. Оглянувшись, мальчик заметил ещё одну и ещё. А чуть дальше в зарослях прорисовывались очертания вовсе не скалы, а полуразрушенной башни.

Нэллиан рос без отца: его мать, хоть и миловидная, так и не нашла второго мужа и зарабатывала на жизнь стиркой чужого белья. Все дети деревеньки с рождения представляли, какое ремесло станет их основной опорой в жизни: сын кузнеца, Пэт, уже сейчас славился ростом и силой, дочка швеи, Эри, уже вовсю вышивала, да получше многих взрослых, и Кана, и Марра, и Тэс, и Лаку уже знали, чем займутся, стоит только немного подрасти. Но Нэл ничего не мог понять. Не мужское это занятие — стирка, не мог он пойти по стопам матери. А отец его, погибший в море, даже дряхлого судёнышка после себя не оставил, да и не тянул рыбацкий промысел Нэллиана.

      Хотя кое-кто называл его лентяем за то, что Нэл много времени проводил, созерцая что-нибудь вокруг, но на самом деле мальчик вовсе не ленился. Он выполнял разные работы не хуже других, но и не лучше, вечно держался середнячком, а при возможности останавливался полюбоваться красотой природы.

      Порой ему очень хотелось отгадать, почему что-то происходит именно так, а не иначе. Но пока он задумывался об этом, кто-то его обгонял, кто-то задевал или портил его работу. Нэл знал, что деревенские дети не любят его, а в последнее время от них и вовсе житья не стало. Защитить же его было совсем некому.

Нэл осторожно прошёл по перекошенным старым ступенькам к башне. Вход в неё перегораживал разросшийся куст барбариса. Он вздохнул и, зажмурившись, полез под ветвями, шипя, когда те царапали особенно сильно. Оказавшись в усыпанном прелой листвой и мусором проходе, Нэллиан вздохнул свободнее. Изнутри башня сияла огоньками, только присмотревшись, он понял, что это сквозь трещины между камнями проникают солнечные лучи. Кое-где в щелях кладки проросли семена: травинки трепетали от сквозняка, а местами уже покачивали тоненькими веточками целые деревца.

      Лестница ещё не осыпалась и на вид была довольно надёжной. Нэл не сдержал любопытства и стал подниматься по ней, не забывая, впрочем, придирчиво осматривать каждую следующую ступеньку.

      Ступени закручивались спиралью, поднимавшейся всё выше. Тонкие солнечные лучи, такие острые, будто о них правда можно порезаться, высвечивали обшарпанные стены и кусочки мозаики, большая часть которой осыпалась так давно, что понять, какое там было изображение, казалось невозможным. Тут и там Нэлу попадались проржавевшие кольца для факелов, а кое-где только пятна от ржавчины на их месте. Ветерок дышал в лицо свежестью и сыростью, но не был затхлым.