Тяпа - [2]

Проснулся он совсем уже в темноте — может быть, даже ночью. В парадном было по-прежнему очень тихо. За дверью его квартиры тоже стояла чужая, непонятная тишина. Тяпа разом вскочил, он испугался. Гул, этот уже привычный гул, усилился, да так, что в окнах начали позванивать стекла. Тяпа поскреб лапой дверь. Тишина… Тяпа залаял. И сам не узнал своего голоса: столько в нем было хриплости и чего-то еще — сдавленного, непривычного. И снова тишина, тишина, в которой все слышней непрекращающийся яростный гул снаружи… И тогда Тяпу охватил страх — он заметался, завыл, заскулил. Но никто не откликнулся, никому не было дела до него, а может быть, просто никого уже вокруг не было.

Несколько дней Тяпа безразлично лежал возле своей двери. Он догадывался, что она больше не откроется, что никто из нее никогда не выйдет. И от этого ему не хотелось больше ничего.

На ослабевших ногах, кое-как перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, он вышел из дома во двор. День стоял по-осеннему теплый, по листьям скользило мягкое киевское солнце. Гула не было слышно, он прекратился совсем. Тяпа вышел на улицу. Пусто, никого. Это было странно. Тяпа знал, что именно в это время года по улицам, не торопясь, разгуливают люди. Куда же они делись? Что произошло?

Внезапно из-за угла показались два человека. Тяпа даже обрадовался, насколько он вообще мог сейчас радоваться. И люди заметили его: уж очень пустой была улица, чтобы не заметить пусть и такую маленькую собачонку, как Тяпа. Один из них пощелкал пальцами и причмокнул губами, подзывая Тяпу. Тяпа не двигался и внимательно смотрел на приближающихся людей. Что-то в них было незнакомое, настораживающее. Тяпа знал многих людей в этом городе. Одни приходили в гости к Юрию Ивановичу и Тамаре Юрьевне, этих Тяпа считал своими. Других встречал во дворе. С третьими подолгу стоял на улице, пока Юрий Иванович или Тамара Юрьевна с ними разговаривали. Но два человека, которых ом увидел, были совсем другие. Когда один из них заговорил, Тяпа окончательно убедился, что это _совсем другие_ люди. Он услышал резкие, картавые голоса и — ни одного знакомого слова! Он понял: они чужие. Даже не те чужие, которых он иногда облаивал, а совсем по-другому чужие, иначе. И от этого своего собачьего понимания Тяпа, сам того не замечая, оскалился, зарычал, шерсть у него на загривке поднялась торчком.

— О! — вскричал незнакомый человек, и вдруг из какой-то штуковины, торчавшей у него на животе, блеснуло пламя.

Тяпа взвизгнул и бросился в подъезд. На счастье, пуля не задела его.

Тяпа бежал как безумный. Когда он наконец остановился, то не узнал местности, он забежал слишком далеко. Напрасно Тяпа старался разыскать знакомую улицу, двор, дом. Все вокруг было другое, В конце концов он был домашней собакой и далеко от дома никогда не отходил… С этого дня Тяпа стал бродячим. И он бродил, бродил, бродил — по чужим дворам, чужим улицам, чужим садам. Он отощал, шерсть его утратила блеск и кое-где на боках как бы стерлась. Когда-то из шалости он заскакивал на мусорки и ему за это попадало от хозяев. Он был сыт, ему ничего не нужно было там, просто нравилось вынюхивать неожиданные запахи, находить то, чего, конечно, не было в доме Юрия Ивановича и Тамары Юрьевны. Теперь Тяпа забредал на эти мусорки в поисках грязной ссохшейся корки, скрученной колбасной шкурки, каких ни есть жалких объедков…

Тем временем на улицах стали появляться люди. А однажды он увидел, что их очень много, они густой толпой двигаясь по мостовой — и Тяпа, осторожно проскользнув с тротуара между ног зелено-серых незнакомцев, стрелявших в него (их тоже было много), постарался затесаться в эту толпу людей, речь которых была ему знакома с давних пор. Они катили какие-то тачки, несли чемоданы. А у одного старика в руке был точно такой же чемодан, как у Юрия Ивановича, и от этих воспоминаний у Тяпы забилось сердце, он чаще задышал, вывалил язык и, пристроившись к старику, бежал не отставая. Старик не отгонял его, но и не обращал внимания. Старика мучила одышка, ему тяжело было тащить чемодан, и занят он был чем-то своим… Тяпа быстро устал, но все же старался не отстать. Толпа становилась все гуще, и от этого ее движение замедлилось, а после и вовсе остановилось. Вдруг Тяпа — прямо перед собой — увидел строй зелено-серых. Они стояли поперек улицы плотным рядом и по одному пропускали людей дальше. Когда подошел к ним старик, они что-то сказали ему на своем резком, картавом языке — и старик поставил на землю чемодан, а сам, уже с пустыми руками прошел за линию зелено-серых и скрылся. Чемодан старика швырнули в кучу других вещей. Тяпа раздумывал, идти ли ему за стариком или остаться при чемодане, напоминавшем ему о дорогом человеке. Но в это время до его слуха долетели звуки пальбы. Они доносились с той стороны, где скрылся старик. И Тяпа решил, что ему лучше все-таки уйти. Он выбрался из толпы и опять побрел по незнакомым улицам и брел до тех пор, пока не перестал слышать выстрелы. Тогда он примостился за травянистым бугорком у самой дороги и сразу же уснул. Только сон возвращал силы. Лишь бы ничего не снилось из прежней такой обычной когда-то, а теперь казавшейся удивительной, неправдоподобно прекрасной жизни!