Тяпа, Борька и ракета - [19]
И вот в небо взмыли самолеты. Они набирали высоту и потом летели вниз, выписывая огромную кривую линию, совсем как брошенный вверх камень. Такой полет называется параболическим, и в верхней его части, когда самолет переваливает через невидимую воздушную горку, в кабине возникнет краткая невесомость. Две силы действуют одновременно на пилота: центробежная сила стремится удалить его от Земли, словно он пущенный из пращи снаряд, земное притяжение тянет вниз. Эти силы уравновешивают друг друга, и человек теряет свой вес. В течение нескольких секунд он мог сидеть в воздухе без всякой опоры.
Летчики рассказывали разное. У одних появлялась тошнота и головокружение, как при качке на море. Другие не могли справиться с собственными руками и ногами. Третьи представляли, что они лежат в гамаке; им было очень приятно, и они говорили, что невесомость — лучший санаторий для отдыха.
Но, может быть, последние ошибались, как и французские пилоты воздушного шара «Зенит»? Может, они просто не чувствовали опасности?
Улетели ввысь ракеты. Их пассажиры — черепахи, крысы, мыши, собаки, — как и летчики в параболическом полете, теряли на время вес. Но уже не на несколько секунд, а на несколько минут. Целые и невредимые животные спускались на парашюте.
Три, пять, десять минут были они в невесомом состоянии. Пока все было хорошо.
Ну, а часы? А дни?
Конечно, Дронов, профессор, Елкин и все другие, кто готовил Лайку к полету, надеялись, что сердце космонавта будет биться и часы и дни. Но тут же их тревожили новые опасения. Как Лайка поведет себя, потеряв опору под ногами? Ведь даже царь зверей — лев цепенеет, когда в цирке качается на качелях. Он может взмывать над головами зрителей, и это не опасно: лев так напуган, что не шелохнется. Известен и такой случай: один тигр, которого везли в зоопарк в самолете, облысел от нервного потрясения.
Не перепугается ли так сильно Лайка? Будет ли двигаться, есть? Все было загадкой для врачей.
Многоступенчатая ракета — целый ракетный поезд — умчала второй спутник с Лайкой.
Третьего ноября того же 1957 года люди узнали и полюбили смелую собаку. Они рассматривали ее портрет в газетах, и им было и радостно и грустно одновременно. Радостно потому, что видели первого космонавта, грустно потому, что знали: космонавт не вернется.
Лайка, милая верная Лайка, как ты обрадовала ученых всего мира! Слабый стук твоего сердца, который летел с тысячекилометровой высоты, заглушил для них все иные звуки.
И на бумажной ленте самописцы чертили рисунок, похожий на силуэт города с выступающими шпилями высотных зданий.
Билось, билось сердце космического пассажира!
В институте был праздник. Над Землей летало первое живое существо, о котором можно было сказать всё двумя старыми греческими словами: космос — Вселенная, наутика — плавать! Плывущий во Вселенной. Космонавт! Он вышел из этих стен.
Бумажная лента рассказала врачам, как взревели ракетные двигатели, и Лайку напугал страшный шум. (Да что Лайку! На ракетодроме от воя двигателей и бывалым летчикам становится иногда не по себе.) Некоторое время Лайка вертела головой, потом огромная тяжесть прижала ее к полу, и сердце ее забилось в три раза быстрее — ракетный поезд пробивался сквозь атмосферу, — как вдруг все сразу стихло, и собака от неожиданности вскинула голову, оказавшись в неподвижной пустоте.
Хорошо, что Дронов приучил ее переносить свинцовую тяжесть тела. Как и после катания на центрифуге, грудь Лайки расправилась, сердце постепенно успокаивалось. И хотя на земле Лайка никогда не была в таком странном состоянии легкости, она не испугалась. Отдохнув, осмотрелась. Потом лапы плавно оттолкнули тело от пола, и космонавт сделал первые шаги в невесомости.
Врачи окончательно решили спорный вопрос: невесомость не опасна для жизни! Конечно, человеку труднее, чем Лайке, привыкнуть к тому, что не будет ни верха, ни низа, ни опоры под ногами. Ведь кружится у многих голова у обрыва, кружится даже при одной мысли, что можно упасть. Но человек — хозяин своих чувств, ощущений привычек. Чудесно владеет своим телом балетный танцор, уверенно летит с трамплина лыжник, гонится за рыбой с ружьем в руках подводный охотник, не боится высоты летчик. Человек может научиться плавать в воздухе! Он привыкнет владеть своими руками и ногами, которые сразу станут необыкновенно сильными, научится пить из мягких пластмассовых бутылочек, выдавливая из них воду, и будет легко, как муха по потолку, ходить вниз головой в магнитных башмаках.
Можно было лететь на Луну. Можно было придумать космический санаторий для сердечнобольных. Можно было просто сидеть в воздухе. Все это разрешала своим открытием Лайка.
Семь дней жила она в спутнике. На восьмой кончился кислород…
А в институте осталась стоять пустая клетка. К ней прибили табличку: «Здесь жила Лайка». И никого в эту клетку не пускали.
Пустая клетка напоминала о том, что следующего космонавта надо вернуть на Землю.
Добрый карандаш
Зима забаррикадировала Борькину улицу сугробами. И теперь, просыпаясь по утрам, он слышал, как состругивают снег с тротуаров лопаты дворников.
На пустыре за пограничным домом открыли каток, и в самом центре его, там, где когда-то двое смельчаков запускали ракету, домоуправ установил елку. Борька видел однажды собственными глазами, как вокруг нее катались, взявшись за руки, Гена и Любка. Гена, изогнувшись ласточкой, сделал на одном коньке восьмерку. И Любка, в красном свитере и такой же красной шапочке, тоже сделала восьмерку. Потом они стояли, разговаривали. Снег сверкал на Любкиной шапочке золотыми блестками. Любка улыбалась Генке так, словно она была не Любка, а фея.
