Ты умеешь хранить секреты? - [37]

— Фу! Фу! Идите домой! Пошли! Плохие собаки! Идите домой!

Псы поколебались, глядя на нас приоткрыв рты и тяжело дыша, а затем, к моему удивлению, развернулись и, нарушив круг, поспешили в сторону деревьев. Они рысцой убегали прочь, опустив головы, и не оглядывались.

— Софи… — повторила я.

— Я пошла за тобой, — сказала она, продолжая обнимать меня за плечи. — Проследила за тобой, Эмми. Мне было так… страшно.

Я покачала головой. Нужно было говорить. Нужно было поблагодарить ее. Но я была не в состоянии.

— Не волнуйся, Эмми, — она приблизилась ко мне. — Не волнуйся. Я сохраню твой секрет. Обещаю.

* * *

На следующее утро я не пошла в школу. Притворилась, что у меня болит живот. Мне нужно было побыть одной, подумать. Естественно, я думала только о том, как мне страшно.

Папа всунул голову ко мне в комнату и спросил, не хочу ли я сходить к доктору Харви. Я отказалась. На мгновение я снова почувствовала себя маленькой девочкой. Мне захотелось обнять папу и рассказать ему обо всем.

К счастью, этот импульс продлился недолго. Он бы ни за что не поверил в настолько безумную историю. И повел бы меня не к семейному доктору, а прямо к психиатру.

Может, и стоило бы.

Я услышала шаги и грохот чемодана об пол и вспомнила, что тетя Марта уезжает. Уезжает, побыв у нас всего два дня. Папа везет ее в аэропорт.

Прямо в пижаме я выбежала из комнаты, спустилась вниз и схватила Марту в объятия. Она удивилась, увидев меня дома. Посмотрев мне в глаза, она прошептала:

— Удачи тебе, моя дорогая.

Папа понес ее багаж в машину. Я видела, как он загружает чемодан в машину.

— Марта, — прошептала я. — Пожалуйста, скажите мне, есть какое-нибудь лекарство?

Она опустила глаза.

— Пожалуйста. Есть? Есть лекарство?

Она покачала головой и вышла.

30

Поставив стираться постельное белье тети Марты, мама ушла на собрание в колледж. Дом был пуст. Я осталась в постели. Единственным доносившимся снизу звуком было тихое жужжание стиральной машины.

Сев поперек кровати, я прислонилась спиной к стене. Сквозь открытое окно спальни на меня светило утреннее солнце. Я крепко обхватила себя руками. Несмотря на то, что сидела я в теплых лучах солнца, я мерзла, промерзала до костей.

— Я оборотень. Волк. Убийца. Разве мне можно теперь выходить из этой комнаты?

Этот вопрос я задала вслух и закусила нижнюю губу. Сильно. Чтобы наказать себя? Чтобы избавиться от ужасающих мыслей? Не знаю зачем. Я почувствовала во рту соленый, металлический вкус крови.

Кровь. Я существо, жаждущее крови.

Может, мне следовало все-таки пойти в школу этим утром. Может, стоило рискнуть. Я осознала, что, сидя в одиночестве в этой комнате, я скоро сойду с ума. Буду разговаривать сама с собой, грызть ногти и кусать губы до мяса.

Я подошла к ноутбуку, стоящему в дальнем конце комнаты, и вошла в интернет. Ввела в гугле «оборотень». Начала, конечно, с Википедии. Узнала, что оборотней еще называют ликантропами.

Мои руки над клавиатурой затряслись.

— Я ликантроп.

Мое сердце заколотилось, как сумасшедшее. Я пролистала еще пару статей. В них во всех говорилось, что ликантропы — фольклорный персонаж. Мифологическое существо. Но я-то знала… Это совсем не подняло мне настроение. Я захлопнула ноутбук.

Зазвонил телефон, и я вздрогнула. Схватила его и посмотрела на экран. Эдди. По-видимому, беспокоится, почему я не в школе. Со всеми этими ужасами я совсем забыла об Эдди. И о портфеле с деньгами. Теперь это казалось таким неважным.

Я не стала снимать трубку. Сейчас мне было не до Эдди. Я не хотела его видеть. Я никого не хотела видеть.

Эдди был мне по-настоящему небезразличен. Настолько небезразличен, что я боялась, что снова выйду из-под контроля. Что если моя волчья сущность проявится, когда я буду с ним? Что если я убью Эдди, как убила Райли, и даже не буду помнить об этом?

Боже мой.

Мне вспомнились все фильмы ужасов, которые мы с Софи посмотрели вместе с самого детства… Почему они мне так нравились? Может, потому что я сама существо из фильма ужасов?

Обедать я не стала и почти всю вторую половину дня проспала. Насколько я помнила, мне ничего не снилось. У Софи после школы была тренировка, так что весь дом был в моем распоряжении до прихода мамы и папы.

Ужин я помню смутно. Я была там с ними за столом и не была. Извинившись за молчаливость и отсутствие аппетита, я сказала, что все еще плохо себя чувствую — живот.

Мама, как обычно, пощупала мой лоб, чтобы определить, нет ли у меня жара. Если сказать моей маме, что у тебя болит нога, она все равно пощупает лоб. Это у нее единственный способ диагностики.

Мама с папой обсуждали, что за человек тетя Марта. Они смеялись с ее странных суеверий и идей о Старом Свете, с того, что она проделала весь этот путь ради всего двух дней. Безумие. Я не могла смеяться с ними. Я знала, что в старушке нет ничего забавного. Ей пришлось привезти мне ужасные новости, а совсем не шуточки.

Извинившись, я встала из-за стола, не дожидаясь конца ужина. Мама попыталась меня остановить.

— Я сделала твой любимый клубничный пирог.

— Может, на завтрак, — отозвалась я.

Я уже шла к себе в комнату, когда позвонили в дверь. Ближе всех к двери была я, поэтому я ее и открыла. Там стоял Эдди. На его лице было написано беспокойство.