Ты только живи - [16]

Правда, есть автор газетного сообщения. Но сначала надо найти саму газету. А как? Ходить по ларькам и совать под нос продавцам копию заметки? А если она вообще издается не в Александруполисе? Здесь тоже тумана предостаточно.

А может, сразу рвануть на Самотраки и тыкать жителям деревни Лаккома фото Дмитрия Захаропулоса? Но если они — подтвердят факт его смерти? Вот уж действительно выйдет: за что боролись, на то и напоролись. Меньше всего мне хотелось привезти Инне известие о гибели ее мужа стоимостью полторы тысячи «зеленых» — именно столько она выделила мне на эту поездку. (Впрочем, расследование может закончиться и раньше, чем я истрачу все деньги.)

Или прежде всего пойти в полицию? Как сказал Инне сотрудник посольства, заметку им переслали из Александруполиса. Но с какой стати они будут помогать частному лицу, некоему Васе Пупкину, если даже на официальный запрос белорусских дипломатов они прислали ксерокс из таинственной газеты без каких-либо разъяснений: мол, разбирайтесь сами!

А языковой барьер?

Мысли мои, выражаясь высоким слогом, были в смятении. «Ладно, — попытался успокоить я себя. — Как говаривал некий полководец, главное — ввязаться в бои, а там видно будет».

Самолет лег на крыло и пошел на снижение. Море провалилось куда-то вниз, а весь иллюминатор заняло очень голубое, с редкими облачками небо.

До Александруполиса оказалось рукой подать.

15

Желтое такси мчало меня в направлении города. За окном чередой бежали назад какие-то постройки, складские помещения, горы строительного песка, ржавые, отслужившие свой век вагоны. Через несколько минут мы миновали бетонный мост над почти пересохшей речушкой и въехали в Александруполис.

Слева появилась платформа железнодорожной станции — несколько бетонных столбов, над которыми нависал массивный козырек: город был так мал, что даже не имел вокзала. К станции примыкал порт: я успел заметить белые корпуса нескольких яхт, стального цвета катер, наверное, военный, и судно с синей полосой на трубе.

Мне повезло хоть в одном: таксист, которого я взял в аэропорту, говорил по-английски — хоть и не совсем правильно, но достаточно понятно.

— Где будет дешевле остановиться в Александруполисе? — спросил я. — Посоветуйте мне какой-нибудь дешевый отель.

— Дешевле снять квартиру, — заметил шофер.

— Сколько это будет стоить? — поинтересовался я.

— В городе — триста и больше, в пригороде — примерно двести за однокомнатную.

Я выбрал пригород: деньги как-никак были, так сказать, «казенные».

Через десять минут, которых нам хватило, чтобы проехать через весь город, водитель свернул с основной дороги, миновал церковь под красным черепичным куполом и высадил меня на какой-то боковой улочке, по обе стороны которой тянулись аккуратные двух- и трехэтажные домики. Напоследок он вырвал листок из прикрепленного присоской к приборной панели блокнота и написал на нем загадочное слово «enoikiazetai».

— Ищите, где будет такое объявление. Это по-гречески «сдается». Произносится «эникьязете». А вообще многие здесь говорят по-немецки.

Немецкий я изучал в школе два или три года, потом отца, военнослужащего, перевели в другой город, и там я пошел в школу, где изучали английский. Так что от моего «дойча» осталось с полсотни слов, не больше.

Я поблагодарил, машина развернулась и уехала.

Пройдя несколько метров и сверившись с бумажкой, я понял, что здесь сдается практически все: в глазах аж рябило от «эникьязетных» объявлений, которые висели на столбах, заборах и дверях домов. Я нажал кнопку звонка первого же попавшегося мне дома, и через полминуты на пороге показался мужчина лет шестидесяти в синем застиранном джемпере и пузырившихся на коленях спортивных брюках.

— Эникьязете, — произнес я, для наглядности ткнув себя в грудь.

В ответ он разразился длинной фразой на греческом языке, из которой я, естественно, ничего не понял.

— Шпрехен зи дойч? — спросил он.

Я неопределенно пожал плечами, повторил «эникьязете» и поднял указательный палец, символизирующий один месяц. Потом все же вспомнил пару слов из немецкой лексики пятого класса.

— Битте, айн монат. Их бин.

Очевидно, мой собеседник меня понял: он раскрыл дверь пошире и жестом предложил войти. Мы прошли по коридору, в самом конце которого и находилась сдаваемая квартира.

Она была совсем маленькой и состояла — как я того и желал — из одной комнаты, кухоньки с электроплитой на две конфорки и туалета, совмещенного с душем. Имелась кровать, круглый пластиковый стол на одной ножке, парочка таких же пластиковых кресел, небольшой платяной шкаф и холодильник. Балкон, несмотря на первый этаж, тоже присутствовал, на него вела большая стеклянная дверь, откатывающаяся вбок.

Мужчина сказал еще что-то, распахнул холодильник, пощелкал стенным выключателем, открыл дверцу шкафа: там висело несколько самодельных проволочных вешалок.

Меня не надо было убеждать: квартирка мне вполне подходила.

— О'кей, — проговорил я. — Вифиль?

Хозяин произнес «цвай хундерт», и мы, как говорится, ударили по рукам. Я не торговался: сумма как раз вписывалась в предсказанную таксистом, а владелец квартиры, видимо, не хотел безосновательно накручивать цену — туристский сезон окончился и предложения, судя по многочисленным объявлениям, превышали спрос.