Ты создана для этого - [12]

Однажды, в самом начале наших отношений, он даже меня побрил. Заставил встать в ванне, сам сел подо мной и стал медленно выбривать волосы между моими ногами. «Я хочу, чтобы ты выглядела вот так», – сказал он.

Я с восторгом посмотрела вниз, на свое обновленное тело. Меня любят, подумала я тогда, именно так чувствуют себя те, кого любят.

В течение шести лет нашей семейной идиллии я встаю рано утром, пока Сэм еще спит и видит сны. Я чищу зубы, освежаю лицо и расчесываю волосы. Выщипываю брови, слегка подкрашиваю ресницы, выдергиваю волоски, растущие над верхней губой, срезаю кутикулы и ороговевшую кожу с пяток, которые потом смягчаю кремом. Крашу ногти лаками разных цветов, в зависимости от сезона. Сбриваю все волосы со своего тела, увлажняю и смягчаю кожу. Опрыскиваю себя духами, мажу подмышки дезодорантом, пользуюсь салфетками для интимной гигиены, чтобы источать запах цветов, а не женщины. Все это я делаю для того, чтобы, проснувшись, Сэм увидел меня свежей и ухоженной и чтобы я была в полной боевой готовности, если он меня захочет. «Я – твоя, – говорю я, – вся твоя».

Но это ложь. Маленькую частичку себя я приберегаю для самой себя.

Где-то около полудня я почувствовала, что проголодалась. Я покинула кафе и пошла по мощеным тихим улочкам, освещаемым ярким солнцем. Какой приятный очаровательный город, подумала я. Нью-Йорк совсем не такой и никогда не сможет быть таким. Здесь совсем другая атмосфера, другие люди, которым чужды разврат и жестокость. Они не знают, что такое нищета и тоска. Они открыты и доброжелательны.

На улице Гётгатан я нашла кафе, в витрине которого аккуратным рядочком были выставлены румяные пироги. Зашла вовнутрь, сделала заказ и села за маленький столик в углу. Официантка принесла пирог и салфетку, разложила столовые приборы.

– Спасибо, – я поблагодарила ее по-шведски, и она мило улыбнулась в ответ. Пирог оказался нежным и не слишком тяжелым. Было приятно и непривычно есть в одиночестве, и я испытывала давно забытые ощущения из другой жизни.

Расправившись с пирогом, я заказала кофе, чтобы продлить удовольствие. Кафе постепенно заполнялось людьми. Я заметила, что официантка смотрит в мою сторону. Она подошла.

– Вы не будете возражать, если тот мужчина сядет за ваш столик? – поинтересовалась она.

Это тот самый мужчина, которого я уже видела раньше.

– Можно? – спросил он, указав на стул напротив меня.

– Конечно, – улыбнулась я.

– Вы – американка, – сказал он, сев на стул.

– К сожалению, да, – ответила я.

Он рассмеялся. Я попыталась повторить движения той девушки, за которой я недавно наблюдала. Как она нежно и неторопливо касалась своих губ. Я провела пальцами по своим губам, наблюдая за его реакцией. Он не сводил с меня глаз.

– Что вы здесь делаете? – спросил он. – Приехали сюда по делам или отдохнуть, поразвлечься?

– О, я всегда развлекаюсь, – улыбнулась я. И снова дотронулась пальцами до своих губ.

– Вы мне кого-то напоминаете, – сказал он.

– Я так часто слышу эти слова.

– Вы в отпуске?

Я сделала паузу.

– Мне нужно уладить здесь кое-что, – сказала я.

Мне хотелось казаться таинственной и загадочной женщиной, которая могла бы свести с ума такого мужчину, как он. Я сделала маленький глоток кофе и опять коснулась губ. Потом грустно улыбнулась, внезапно отвернулась и рассеянно посмотрела на улицу, будто вспомнила о своей тайне или душевной боли.

Естественно, он проглотил наживку. Я заметила, что, наблюдая за мной, он заерзал на своем стуле.

* * *

В Нью-Йорке я проделывала нечто похожее неоднократно. В большом городе это очень просто. Практически невозможно встретить одного и того же человека дважды. Он каждый раз будет выглядеть по-другому в зависимости от того, что делает и где находится, – гуляет ли по парку, бродит по залам музея «Метрополитен» или коротает часы в публичной библиотеке. Сама я была женщиной в красном платье или синем пальто, могла надеть шарф с рисунком из красных губ. Я была адвокатом, аспиранткой, акушеркой, антропологом, владелицей галереи. Меня звали Доминикой, Анной, Леной или Франческой. Я была каждой из тех женщин, но только не Мерри. В такие моменты я получала истинное наслаждение, которым ни с кем не делилась. Это представление было предназначено исключительно для меня. Мое тайное развлечение. Только однажды оно зашло слишком далеко.

Когда я была еще маленькой девочкой, я больше всего любила вертеться перед зеркалом в ванной комнате. Время от времени воровала у мамы помаду или кое-что из ее украшений. Представляла себя моделью, актрисой, иногда девушкой, сгорающей от любви к своему возлюбленному, или обманутой женой. Мне нравилось наблюдать за своими превращениями. Пыталась разговаривать разными голосами с разными акцентами, придавать лицу разные выражения. Я могла играть эти роли часами напролет, и мне такое занятие никогда не надоедало, впрочем, как и сейчас. Вероятно, у меня талант перевоплощения, способность входить во всевозможные образы и выскальзывать из них, словно они были платьями, которые висели в шкафу и ждали, когда их наденут и начнут в них кружиться.

– Кстати, я – Ларс, – сказал мужчина.