Ты шутишь, наверное? - [36]

Он вышел в обширный зал галереи. В той части, где находились принадлежности для художников, стоял Джо, маленький блондин, и раскладывал тюбики с красками на подушке из черного бархата перед высоким стройным человеком, стоявшим спиной к Кендрику. Передвигаясь как испанский галеон под всеми парусами, Кендрик воскликнул:

– Мистер Грэг!

Высокий обернулся. Кендрик увидел молодого человека с коротко остриженными волосами. Бледное лицо, как у всех избегающих солнца, черты симметричные, длинный тонкий нос, высокий лоб, хорошо очерченные губы. Эти детали Кендрик схватил сразу же, но глаза этого молодого человека не только привлекли его внимание, но и заставили вздрогнуть. Они были какие-то пустые и затянутые дымкой, как опал.

– Позвольте представиться. Клод Кендрик, – сказал он. – Я имел удовольствие обслуживать вашего незабвенного отца и считаю честью и удовольствием познакомиться с вами.

Криспин Грэг кивнул. Он не улыбнулся, не протянул руки. На лице мелькнуло выражение скуки и ледяного безразличия. Кендрика, однако, это не смутило. Он часто имел дело с богачами, которые обращались с ним как со слугой, но, в конце концов, позволяли ему неплохо заработать.

– Я просто зашел купить краски, – объяснил Криспин.

– Надеюсь, вы нашли все, что нужно, мистер Грэг?

– Да, да. – Он повернулся к Джо: – Заверните, я возьму их с собой.

– С удовольствием, – произнес Джо, кланяясь.

Он взял тюбики и направился к концу прилавка, чтобы их запаковать.

– Мистер Грэг, – сказал Кендрик, – я знаю, что вы художник. И был бы весьма огорчен, если бы так и не познакомился с вами. Ведь с вашим батюшкой мы, можно сказать, были в дружбе.

– Меня не интересуют картины других художников, – небрежно бросил Грэг. – Только мои собственные.

– Разумеется… разумеется. – Кендрик изобразил улыбку, делавшую его похожим на тюленя, ожидающего, когда ему дадут рыбку. – Вы говорите как настоящий художник. – Он сделал паузу, потом продолжал: – Мистер Грэг, мне очень хотелось бы увидеть ваши картины. Совсем недавно я разговаривал с Германом Левенштейном, крупным художественным критиком, и он мне сказал, что ваша мать консультировалась у него по поводу ваших картин и что он имел счастье видеть некоторые ваши работы. Мистер Грэг! Знающие свое дело критики очень редки. Большинство из них шарлатаны, но мистер Левенштейн – настоящий специалист. – Он врал, так как считал Левенштейна одним из самых лицемерных критиков. – Он мне сказал, что ваши полотна замечательны. – Еще одна ложь, так как тот ему сказал, что картины Грэга – это довольно гнусная писанина, явно не имеющая никакой стоимости. – Он мне сказал, что цвета, воображение, идеи ваших картин современны и исключительны. А ваша техника! С того времени, как он мне это рассказал, я мечтал познакомиться с вашими произведениями. Мистер Грэг! Я могу с гордостью вам сказать, что у меня самая лучшая галерея на Западном побережье. Мне очень хотелось бы устроить выставку ваших полотен. Пожалуйста, не отказывайтесь!

«Ну, – подумал Кендрик, – если мне не удалось сдвинуть с места этот кусок гранита, то это не удастся никому и никогда».

– Но мои произведения очень специфичны, – возразил Криспин, который почувствовал некую дрожь удовлетворения.

Он знал, что мать показывала некоторые из его пейзажей Левенштейну, но впервые слышал, какое они произвели впечатление. Ему вдруг захотелось стать широко известным художником. У него много картин, помимо тех, где ужасные сцены. Почему бы не устроить выставку? А если никто не заинтересуется? Картины действительно специфичны.

Видя, что он колеблется, Кендрик медовым голосом произнес:

– Вы скромны, мистер Грэг. Левенштейн не мог ошибиться. Пожалуйста, позвольте мне организовать вашу выставку. Что было бы с нашими великими современными художниками, если бы они были робкими? Вы представляете, что бы потерял мир?

Криспин, все еще колеблясь, ответил:

– Я не думаю, что люди готовы принять мои произведения. Мне кажется, они слишком опережают время. Может быть, позднее. Я подумаю.

«Почти готов», – подумал Кендрик. Он изобразил понимающую улыбку.

– Как я вас понимаю, мистер Грэг! Но позвольте мне быть судьей. Дайте мне только одну картину и позвольте выставить ее на витрине. Я вам обещаю, что буду абсолютно искренним, и если она не вызовет никаких эмоций, – что немыслимо! – я вам об этом скажу. Предоставьте мне возможность содействовать молодому художнику необычайного таланта. Дайте мне только одну картину.

Криспин постепенно уступал. Он знал, что его полотна замечательные, но ему была невыносима мысль, что они будут оценены богатыми недоумками, живущими в этом городе. Тем не менее…

Он принял решение.

– Хорошо, присылайте кого-нибудь ко мне, и я дам ему одну из своих картин. Это будет пейзаж. Выставите его в витрине, но картина не будет подписана. Никто не должен знать, что автор я. Я хочу знать реакцию коллекционеров. Если они не проявят интереса, вы вернете мне полотно. Если заинтересуются, я дам вам другие для организации выставки.

– Хорошо, мистер Грэг. У меня просто нет слов, чтобы выразить, какую радость вы мне доставили.