Ты покоришься мне, тигр! - [8]

Согласилась она с колебаниями и неуверенностью. Уж слишком это было все неожиданно и необычно. Начались тренировки. Мне было на руку, что моя будущая партнерша никакого представления не имела ни о стрельбе, ни вообще об оружии. Раз у нее не было никаких навыков, значит, не было и дурных. Я сразу могу научить её все делать правильно. Ученицей она оказалась способной и прилежной. В короткий срок из моей партнерши получился прекрасный мастер зрелищной стрельбы. А по скорости она обгоняла меня — я просто пасовал перед ней.

Как только стало ясно, что дело пойдет, начал работать над сценарием будущего номера.

К тому времени я уже достаточно насмотрелся номеров, сам попробовал кое-что и мог оценить, свою работу не только трезво, но и профессионально. Прежде всего, рассуждал я, цирковой номер немыслим без трюка. 3ачем ему трюк? Положение, в которое попадает артист на манеже, очень часто кажется неразрешимым, безвыходным в силу своей экстраординарности, и выйти из него позволяет трюк, то есть ловкая, неожиданная, остроумная проделка, сложное, требующее большого мастерства движение.

Что же это может означать применительно к стрелковому номеру? Прежде всего задаю себе вопрос, какой смысл хочу придать будущему номеру? Конечно, агитационный, это для меня по-прежнему важнее всего. А при каких условиях вернее всего достигнуть цели? Да если показать, что человек из любого положения, самого не удобного, самого немыслимого и неестественного, может поразить цель. Но в этом-то и есть специфика цирка. Трюк!

А как это выглядит практически? Надо придумать как можно больше затруднительных положений для стрелка и оружия. Встану на голову, буду стрелять назад, буду бить сразу по двум целям — вот и доказательство того, что при отличном владении теорией стрельбы и оружием человек в любых условиях и из любого положения может стрелять без промахов.

Полтора года пробовали и искали мы с партнершей. Набралось уже до пятидесяти трюков, и теперь можно было отбирать только самое интересное, наиболее сложное и увлекательное.

В общем, наш номер выглядел так. Сначала шла серия выстрелов из различных положений стрелка и различного оружия. При этом я всегда обращал внимание на самый трудный вид стрельбы — на стрельбу из револьвера. Мечта всех любителей — стать классическим револьверным стрелком.

Затем мы переходили к стрельбе из автомата с переносом точек прицеливания. Эта стрельба шла на скорость. Особенно эффектным было поражение движущихся целей. Быстрота работы автомата возбуждала динамичностью. Скорость воспринималась не только на слух — звуки выстрелов и треск поражаемой мишени, — но и зрительно; мишени вращались во все убыстряющемся темпе. В стрельбе на скорость Сержантова всегда имела большой успех, особенно когда молниеносно гасила одну за другой свечи, укрепленные на вращающейся подставке.

В финале я сбивал шарики, укрепленные обручем на голове Сержантовой, в то время как она качалась на качелях. А партнерша сбивала шарики, укрепленные у меня по бокам, как бы обстреливая мой силуэт, при этом я стоял на вращающемся пьедестале.

Это была не только демонстрация рекордных трюков, но и психофизических качеств стрелков, их смелости, твердости и уверенности в своих силах. Какого абсолютного внимания и сосредоточенности это требовало не только от стрелка, но и от «мишени», видно хотя бы из такого случая.

Я сбивал шарики с головы Елизаветы Павловны. Она раскачивалась, точно держа себя в рамке трапеции. Но надо ж было так случиться, что в этот вечер ее подруга уезжала из цирка в другой город. Она встала напротив Елизаветы Павловны и «сделала ей ручкой». Моя партнерша машинально в ответ кивнула ей. Кивок был едва заметен, я увидел ее движение одновременно с выстрелом и не мог уже его отменить… и пуля проложила на ее голове ровный «пробор».

В цирке, где зрители окружают артиста со всех сторон, трудно что-нибудь скрыть. Елизавета Павловна улыбалась и старалась держаться так, чтобы ни я, ни зрители не догадались, что произошло. Но кровь заливала затылок и костюм, и  те зрители, что были позади, видели это. Все же она спокойно довела номер до конца и только тогда ушла за кулисы.

К счастью, «пробор» оказался неглубоким и скоро зажил. Но с тех пор Елизавета Павловна предпочитала оставаться «невежливой» и не отвечала на приветствия, стон под пулями.

Мы стреляли по очереди, кто больше поразит мишени и кто почуднее, позамысловатее выкинет коленце. Убыстрение темпа, контрастность — все это делало номер более зрелищным. Особенно заразительным было наше соревнование. Успех его натолкнул на мысль, что введение несложной интриги сделали бы номер ещё занимательнее. В этом я имел случай убедится.

Иногда приходилось выступать на различных торжественных собраниях и демонстрациях, и каждый раз я замечал, что, когда мои выстрелы приобретали конкретное, так сказать, содержание, они с особенным  энтузиазмом встречались зрителями.

Первый раз это произошло на юбилейном вечере А. В. Неждановой в 1933 году. Вечер был чрезвычайно торжественный, с присутствием иностранных гостей и дипломатического корпуса.