Ты покоришься мне, тигр! - [7]

Но такой номер надо «продать» красиво, с эффектом. Да так, чтобы зритель не смог разгадать подвоха, а принял бы все за чистую монету. Эта «импровизация» должна быть хорошо разработана и подготовлена.

После основных трюков мы делали многозначительную паузу. Выходил инспектор манежа с подчеркнуто мрачным видом и трагическим голосом объявлял: «Сейчас состоятся полеты с завязанными глазами в мешках. Исполнителями данных трюков являются только 5 Альби, неподражаемые 5 Альби! (Хотя таких «мешочников» в то время было хоть пруд пруди в каждом полете.) Рожденным ползать — летать не суждено! Просьба во время работы соблюдать абсолютную тишину!»

Затем начиналась торжественная процедура тщательного завязывания глаз, надевания мешков. «Не видящий» белого света артист движениями руки и тела подчеркивал драматизм и беспомощность своего положения. Партнеры, еще находящиеся без мешков, совали ему трапецию в руки.

«Слепец» уходил с мостика и раскачивался. Ловитор давал команду «ап», и вольтижёр, оторвавшись от трапеции, шел к ловитору в руки, но… они вдруг оба «промахивались», расходились в каче, и вольтижёр летел в сетку.

Трюк не удался! Начинается игра вольтижёра. Идя по сетке к мостику, чтобы повторить попытку, он в точности имитирует движения слепого. Он должен это делать на зыбкой сетке так искусно, чтобы зритель не мог ему не поверить.

Вот он идет к краю сетки — партнеры своими командами «вправо», «влево», «прямо» направляют его к лестнице, ведущей на мостик. Он благополучно взбирается на верх. Трюк повторяется, и на этот раз — без осечки. Раздастся гром аплодисментов. Иногда даже бывало обидно: исполненные перед тем трюки были во сто крат трудное, а имели средний успех.

Затем идет следующий партнер в мешке и попадает прямо в руки к ловитору. Делать второй завал невыгодно.

Хождение по сетке у меня получалось лучше, чем у остальных партнеров, поэтому я всегда вынужден был идти первым и разыгрывать сорвавшегося.

Однажды на гастролях в Рязани со мной произошел случай, которого до сих пор «не удостоился» ни один вольтижёр в мешке.

Это было последнее представление. Настроение радостное и приподнятое: все наши выступления зрители принимали изумительно. Начинаю с легкостью полет в мешке, падаю в сетку, иду по ней, конечно, все вижу, ну, думаю, постараюсь-ка изо всех сил ради последнего представления, сыграю самого что ни на есть слепого слепца. Увлекшись этой задачей, делаю слишком выразительный шаг около мостика, промахиваюсь ногой, теряю равновесие и… падаю прямо в ложу, на стулья. Расшибаюсь здорово, но вида не показываю. Хорошо еще, думаю, лицо мое скрыто мешком, и зрители не видят жалких гримас страдания на нем. Хорошо и то, что в ложе никого не было и я один пострадал от ушибов.

У партнеров такие «трюки» всегда вызывают смех, если конечно все кончается благополучно. Едва я вы брался из ложи, как услышал доносившийся с мостика хохот — там-то ведь знали, что провалился зрячий… Уж и будут же надо мной подтрунивать за кулисами. Превозмогая боль, снова взбираюсь на мостик и повторяю трюк под несмолкаемые аплодисменты, заглушившие боль ушибов и ссадин.

Все было прекрасно. Жаль только, что «союз» наш распался через два года. Нового ангажемента не было, и мы разошлись в 1929 году. Большинство партнеров совершало самостоятельные номера воздушных полетов. А Галаган долго выступал с перекрестным полетом.

Работая в воздушном номере, я не оставлял своей винтовки. Правда, увлеченный новым делом, не уделял ей достаточного внимания. Но все же ежедневные тренировки делали свое дело. Многое стало получаться лучше, артистичнее, эффектнее.

Продолжаю биться над тем, чтобы сделать номер по настоящему зрелищным, по-настоящему цирковым. И прихожу к убеждению, что надо демонстрировать не отдельные разрозненные трюки, а связать их все воедино. Но одному этого не сделать. Нужен партнер! И пусть этим партнером станет… женщина! Это будет по-настоящему эффектно! Оружие в руках у мужчины выглядит естественно, может быть, даже буднично, мужчине как-то положено владеть оружием. А женщина — совсем другое дело. Сам контраст женского мягкого облика и сурового оружия создаст необходимый эффект. Если удастся найти очень тонкую и изящную женщину, контраст будет особенно заметен.

Я стал повсюду искать партнершу: в цирке, на улице, среди зрителей. И нашел. Во время гастролей в Рязани. Впервые я увидел ее на представлении среди зрителей. Миловидное мягкое лицо. Живые глаза. Пожалуй, в ее тонких руках оружие будет выглядеть особенно контрастно.

Встретив девушку на улице — город-то был невелик, — я убедился, что она очень подходит для моего будущего номера. У нее была твердая: осанка и свободные, мягкие движения, она хорошо держалась. (Как потом выяснилось, она занималась в балетном кружке.) Я решился. Представившись, спросил, не хотела ли бы она работать в цирке.

— В цирке?!

Пауза была длительной. Я терпеливо ждал. Наконец она спросила:

— А что делать?

— Стрелять.

— Но я не умею.

— Этому можно научиться. Я тоже сначала не умел. Хотите попробовать?

Первый раз Елизавета Павловна Сержантова взяла в руки пистолет, как взяла бы его всякая женщина, — с опаской, внутренним трепетом и невольным уважением. Я объяснил ей, как держать его, где нажимать, как целиться, и она с первых же выстрелов обнаружила и твердость руки и верность глаза. Я откровенно восхитился ее способностями и сказал, что, если потренироваться, дело найдет на лад. И снова повторил свое предложение о совместной работе.