Ты покоришься мне, тигр! - [36]

Шрифт
Интервал

Допустим, двор быстро опустел, но зрительный зал был рядом. Возможно, леопард бы и не причинил никому вреда, но люди бросились бы бежать, в проходах образовалась бы давка, и вот тут поломанных рук и ребер было бы предостаточно. Страшно даже все это себе представить!

Находившиеся за забором зрители ничего не узнали о происшествии и смотрели на работу леопардов с обычным интересом. Но зато циркачи все вышли смотреть Фифи, только что обратившую их в паническое бегство.

Этот первый случай стал для меня предупреждением. Я понял, что с леопардами нужен глаз да глаз. Леопард очень любопытный зверь, появись в его клетке даже небольшая щелочка, уж будьте спокойны, он ею воспользуется!

Случай с Фифи подготовил меня к настоящим побегам, которые не заставили долго ждать.

С ассистентами я провел строгую беседу, для людей, обслуживающих хищных зверей, самое главное — чувство ответственности и предельное внимание; о недобросовестности и речи быть не может, ведь они первые могут оказаться ее жертвой.

Этот эпизод несколько дней подряд был основной темой разговоров в цирке и завершился шуткой, которая не скажу чтобы была очень тонка.

Однажды какой-то весельчак крикнул:

 - Леопард во дворе!

Конечно, снова паника. Дверь в мою гардеробную была открыта, и я слышал суету и гневные возгласы:

— Безобразие, опять выпустили леопарда!

Я бросился к клеткам. Смотрю — все звери на месте.

Думаю, может быть, от волнения ошибся — пересчитываю: один, два, три, четыре, пять. Нет, правильно! Замки закрыты, клетки перекрыты шибрами. Что же это значит?

Возвращаюсь обратно и от волнения еще никак не пойму, что произошло. И вдруг догадываюсь: розыгрыш! Но кто же этот «остряк», который заставил волноваться столько народа? А ведь тут были и дети!

Самым настойчивым и неутомимым бегуном был у меня Ранжо. Обычно он вел себя спокойно, мирно, флегматично, и это усыпляло бдительность мою и ассистентов. А Ранжо был парень не промах и постоянно пользовался нашими оплошностями. Но иногда к побегам его побуждали самые непредвиденные причины.

Taк однажды во время перегонки Ранжо из одной клетки в другую служащий поторопился и, закрывая клетку, прищемил леопарду хвост. У зверя через некоторое время началась сухая гангрена. Ранжо зализывал больное место, и хвост болел все больше. Наверно, в раздражении на постоянную боль, а может быть, из медицинских соображений Ранжо отгрыз больной кончик хвоста и съел его. Через несколько дней у него заболел следующий позвонок, который он ампутировал тем же способом. И так эта операция повторялась шесть раз. А хвост все продолжал укорачиваться, и никакие лекарства не помогали. Леопард мог остаться куцым. И тогда прощай артистическая карьера! Чтобы спасти остатки хвоста, решили сделать операцию «по науке» и пригласили хирурга. После операции Ранжо оставили зажатым в узкой, как гроб, клетке, что ему, конечно, не нравилось. Мы старались создать ему комфорт и даже перед клеткой поставили вентилятор, чтобы продувать ее и спасать зверя от жары и мух. Но повернуться и согнуться в ней он не мог, и это начало его раздражать.

Только его бедный хвост был на свободе. Время от времени его перевязывали, что тоже не улучшало настроения Ранжо. Круглые сутки дежурили служители около больного леопарда и предупредительно оказывали ему всевозможные услуги.

Вначале спокойный и флегматичный, любитель поесть и поспать, Ранжо не очень нас беспокоил. Но на восьмой день пребывания в узкой клетке даже его терпение иссякло. Ночью он, поднатужившись, начал толкаться в стенки, и одна из них подалась. Тогда он начал упорно и настойчиво расшатывать и разламывать свою тюрьму.

Увидев качающиеся стенки, дежурный растерялся. Чувствуя, что упорство Ранжо скоро увенчается успехом, он, оставив зверя одного, бросился ко мне домой.

Слышу, кто-то барабанит в окно. Вскакиваю:

— Кто там? В чем дело?

— Скорее это я — Николай! Ранжо ломает клетку, может быть, уже вышел и гуляет на свободе!

Одеваясь на ходу, я переулками бросился к парку, в котором стоял наш цирк. Перескочив через ограду, я очутился около клетки с Ранжо. Только что кончился ливень — грязь и мокрота сковывали движения. В парке темнота непроглядная. Непроглядная только для меня, но отнюдь не для леопарда.

Осторожно войдя во двор, я увидел, как Ранжо ходит по кругу, высвеченному фонарем на земле. В голове мелькнуло: в конце двора стоят лошади. Из-за света леопард их не видит. И пока еще не чует. Как на грех, в руках ничего нет и поблизости ни одного подходящего предмета. Скомкав горсть грязи, бросил его в Ранжо, надеясь, что тот от неожиданности уйдет в открытые двери цирка, а там мне справиться с ним будет легче. В любом случае его надо поскорее загнать в цирк. Не то ведь и в город может убежать пли просто в парк. А там деревья, а леопарды по деревьям лазить мастера. Трудненько мне будет тогда с ним справиться. Но комок грязи оказал обратное действие. Ранжо прыгнул на крышу клетки, оттуда на крышу фургона, а с него на крышу цирка. Вот тебе и раз. Крыша после дождя была скользкой, и он, пробежав по ней несколько шагов, свалился. Не думая, что он упадет, я, было, бросился перехватить его с другой стороны, но тут вдруг что-то чуть было не рухнуло мне на голову. Ранжо! Так, хорошо! Рядом дверь бокового прохода в цирк. Мне бы что-нибудь длинное! И в это время, как по волшебству, появляется сторож с палкой в руках. Выхватываю у него палку и хочу удержать Ранжо у двери. Но не тут-то было! Брезгливо шагая по грязи, он направился в глубь парка, вскочил на скамейку и начал облизывать замаранные лапы. Чистюля!


Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.