Ты не знаешь меня - [12]

Я опускаю ноги на пол, но стреляющая боль отдается в голове.

— Черт, — ругаюсь я, обхватив голову руками и начиная ее укачивать.

Ирина терпеливо стоит рядом со мной с блюдцем.

Я протягиваю руку, беру ломтик лимона, зажимаю его сухими губами и медленно жую. Как только проглатываю, она удовлетворенно кивает и идет обратно на кухню. Я медленно поднимаюсь с кровати, нога за ногу отправляюсь в ванную комнату. Включаю душ и стою под горячими струями. Наконец-то кровь в моих венах начинает двигаться. Я начинаю ворочать шеей в разные стороны, потом плечами. Прошлая ночь как во сне. Я выхожу из душа, чищу зубы и голый иду в спальню.

Блики солнечного света через окна заставляют меня прищуриться. Я поднимаю глаза на неубранную постель. Таша была не сон. Я иду к кровати, хватаю постельное белье и тяну его к носу. Ее запах остался на нем, как ранний утренний туман на озере.

Я не могу просто так отпустить ее. Она принадлежит мне.

Я подхожу к окну и открываю створки. Ярко-желтый солнечный свет ослепляет на мгновение, а потом я вижу их. Предзнаменование. В голове я слышу голос своей бабушки, которая говорит: «Еto magiya». По обе стороны от моих ворот на столбах сидят два дрозда.

Давнишнее воспоминание, как будто было вчера, всплывает в голове.

Руки с распухшими костяшками бабушки быстро движутся. Она шелушит красный лук, делая заготовки на зиму. Она всегда в это время делает заготовки и от этого, уксусом пахнет на весь дом. Вокруг головы у нее повязан треугольником сложенный платок, пока она работает я читаю ей газету. Вдруг птица влетает в открытое окно и садится внутри на подоконник.

— Видишь, бабушка? — вскрикиваю я.

Она смотрит на птицу.

— Что это за птица? — шепотом спрашиваю я.

— Это дрозд, — говорит она и улыбается.

— Это хороший знак? — спрашиваю я с любопытством. Бабушка во всем видит своеобразные знаки, она суеверна и даже в маленьком событие видит предзнаменование.

Она бросает очищенную луковицу в ведро и берет другую.

— Все птицы в черном одеянии приходят, чтобы сообщить нам, что семена перемен уже брошены в нашу жизнь. Часто они приносят весть о смерти, потому что это самые большие перемены для всех нас.

— Кто-то умрет в нашем доме? — в ужасе спрашиваю я.

— Никто не умрет. Когда ты видишь черного дрозда, ты должен улыбаться. Это великое благословение. И раннее предупреждение, которое говорит нам быть готовыми. Сильнее любить тех, кто вокруг нас, чем это возможно, потому что в один прекрасный день они больше не будут с нами.

Она улыбается, и я улыбаюсь ей в ответ.

— Теперь пой, — говорит она.

И я для нее пел. Мне было восемь лет.

Той зимой впервые я узнал, что мама была больна. Потом врачи вылечили ее. В следующий раз, когда болезнь вернулась, мне было уже тринадцать и она мучилась в течение двух лет, двух месяцев и пяти дней, а потом оставила меня и бабушку навсегда.

Мгновение я просто стою и молча смотрю на дроздов. Какие семена перемен они принесли мне? К чему я должен быть готов? Кого я должен любить сильнее, чем возможно, прежде чем отнимут у меня навсегда?

Я не двигаюсь, но дрозды, наверное, почувствовали, что я за ними наблюдаю, повернули головы и смотрят на меня, прежде чем одновременно улетают. Я отхожу от окна, и Таша Эванофф опять возвращается в мои мысли.

Ее восхитительные формы, теплое сладкое дыхание и глаза, наполненные обычной радостью. Неважно, насколько я пытаюсь заставить себя поверить, что прошлая ночь была лишь сексом двух животных, решивших выполнить все свои самые смелые и похотливые желания, но я знаю, что эта ночь была совсем другой. Я также знаю, что медленно тьма будет следовать за мной, после того, как я взял то, что запрещено. Но меня это не волнует. Я пожимаю плечами.

Я долго ждал, сделав все так, чтобы эта киска плакала обо мне и черт меня побери, я это сделал, и на х*й все. Бл*дь, я не могу вспомнить последний раз, когда женщина заставляла меня чувствовать себя таким живым. Я ложусь обратно на кровать, мой член жесткий, пульсирует, кровь приливает от моего мозга к нему. Я сажусь и крепко обхватываю его. Двигаю рукой медленно и представляю сладкую розовую киску, которая объезжала меня с такой похотью и развратом несколько часов назад.

Я вспоминаю, как мой член с силой входил в нее, нещадно трахая, как дикарь, как альфа-волк свою женщину. Я брал ее, словно это был последний мой день на этой земле. Какой на хрен славный конец! Свободной рукой сжимаю грудь, сердце ухает, стоит оргазму мчаться вперед, набирая силу, как грузовой состав.

Ой, бл*дь, ой, мать твою. Член пульсирует, лихорадочно приветствуя мою руку, как будто обладает гребанными мозгами. Я двигаю рукой все быстрее и быстрее и чувствую, как у меня появляется испарина на лбу. Все мое тело застывает на мгновение, и я выстреливаю горячее семя в воздух.

Бл*дь. Пошел ты на х*й, Никита Эванофф.

Это, мать твою, только начало...

10. Таша Эванофф

Я стою в одном квартале от моего дома. Оглядываюсь по сторонам, никого. Еще слишком рано, в такое время в этом районе никто не ходит по улицам. Осенний воздух промозглый, но мне тепло в мягкой, коричневой кожаной куртке Ноя, которую он настоял, чтобы я надела.