Ты – мое сокровище - [10]

В гримерной № 12 с Паоло Бокки и Мбумой работал костюмер. Бокки, в зеленой операционной блузе, погляделся в зеркало и сразу почувствовал себя на коне. Это была его вторая кожа. Мбума выглядел хуже. Гримерша наложила на его лицо кило три тона, чтобы спрятать следы псориаза, и теперь он был похож на зеленого зомби.

— На этот раз нам повезло, Мбума, я это нутром чую. Поедем мы с тобой на остров Маврикия. Белые пляжи, креолочки, море… Целыми днями ничего не будем делать…

В дверь постучали.

Это был ассистент режиссера.

— Если угодно спуститься, то мы готовы…

Бокки посмотрел на Мбуму, махнул рукой:

— Готовы! — И положил в карман брюк какой-то пакетик.

— Дай-ка еще беленького! Инея дай! Нет, этот слишком резкий… Чуть-чуть уберем… — Это командовал Марцио Де Сантис, главный оператор. Он, как лозоходец, бродил по павильону, тыча в воздух экспонометром. Усталые осветители перетаскивали с места на место прожектора и не могли дождаться, когда же кончится этот сумасшедший день, за который отсняли восемнадцать сцен.

— Эй, Марцио, когда кончим? Уже шесть часов! Я бы хотел встретить Рождество дома! — сказал Умберто, главный осветитель.

Механик уже заканчивал подъем тележки оператора:

— Умбе, ну можно хоть посмотреть на Сомаини? — И он руками очень выразительно очертил роскошные формы актрисы.

— Мальчики! — вмешался помреж, молодой парень с волосами, завязанными хвостиком, и эспаньолкой. — На площадку не входить! Пока снимаем, никто не должен болтаться под ногами. Сомаини против!

— Ну во-о-от! — поднялся хор разочарованных голосов.

— Еще поправь. Две и восемь — и мы готовы, — бросил Марцио Де Сантис первому оператору, и тот сразу сменил диафрагму в камере.

— Ну что, порядок? Можно снимать? Давай актеров! — Морин сидел перед монитором. Рядом, со своим неразлучным блокнотом, примостилась на табуретке Антонелла Иоцци.

Вошла Сомаини в халате. Парикмахерша на ходу поправляла ей прическу:

— Чао, Симона… У нас все готово!

— Всем добрый вечер! — обратилась актриса к труппе.

— Добрый вечер, синьора… — К ней относились с почтением и в то же время так и норовили разглядеть роскошное тело.

— Кто не занят — кыш с площадки! — Морин надел наушники и подправил резкость на мониторе.

Вошел исполнитель главной мужской роли, Фабио Салетти, которого нашли в реалити-шоу «Гуантанамо», где восемь конкурсантов, закованные в цепи, четыре месяца просидели в камерах два на три метра и к тому же раз в неделю их пытали.

Прошедший суровую школу жизни актер подошел к Морину:

— Что я должен делать?

Режиссер взял его под руку и поставил возле операционного стола рядом с другими актерами, уже готовыми играть сцену:

— Итак, Фабио, стой здесь. Тихо стой, будь паинькой, ничего не трогай и говори свои реплики, когда придет время. Спокойно, Фабио. Никто тебя не съест.

Качая головой, Морин вернулся к монитору. Ему было легче иметь дело с роем африканских ос в первом своем полнометражном фильме «Роковой укус», чем с этим придурком Фабио Салетти.

Бокки и Мбума появились в кадре. Бутафор повернулся к Бокки:

— Кто хирург, ты или негр?

— Я, — ответил Бокки.

— Тогда… — И он сунул в руку Бокки скальпель. — Давай объясню, как его держать. Берешь двумя пальцами…

Бокки его остановил:

— Я знаю, как им пользоваться, спасибо.

Сомаини тем временем уже сняла халат и, укрытая простыней, лежала на операционном столе. Можно было подумать, что между ней и простыней запихали два здоровенных арбуза.

— Начнем с Симоны под наркозом. С надреза скальпелем. Бутафорская кровь готова?

— Готова! — раздался голос декоратора.

— Хорошо, начинайте операцию и ведите сцену, пока я не скажу «стоп». Прошу вас, в момент реанимации будьте максимально естественны, думайте, что она и в самом деле умирает. Симона, умоляю, ты должна дрожать, как… — Он не нашел слова. — Ну… ты сама знаешь, ты великая актриса. Камера готова… Хлопушка!

— Все замолчите и выключите мобильники, иначе остановлю съемку! — заорал Роберто, звукооператор, которому надоели все эти отморозки на площадке.

— Хлопушка…

Бокки подошел к операционному столу и вытащил спрятанный в ладони шприц.

Сколько раз он в мечтах переживал этот момент. Его сокровище было рядом, в полуметре, под молочной железой Сомаини. Сердце билось, как во время первой в жизни операции. Он взял себя в руки. Надо действовать быстро и точно. Он поглядел на суданского пастуха. Похоже, тот тоже был готов.

— Я просил хлопушку! — крикнул Морин.

Бокки нагнулся и быстро ввел иглу под левую грудь актрисы.

В шприце содержался коктейль из лидокаина, мепивакаина и бензодиазепина, который должен был обеспечить локорегиональную анестезию в торакальной области, но оставить Сомаини в сознании.

Актриса вздрогнула:

— Ой, что это было?

— Здесь булавка в простыне. — Бокки показал ей кончик иглы.

— Осторожнее, пожалуйста! — заволновалась актриса.

— Мотор!

— Есть мотор.

— Хлопушка.

— 12–24, дубль один!

— По-о-шел! — крикнул Морин.

Камера начала снимать.

Бокки со скальпелем подошел к операционному столу. Прикоснулся к телу. Попробовал сделать надрез. Лезвие даже следа не оставило.

Черт, он же не настоящий! Как же он раньше не подумал?

Тем временем из-под левой груди актрисы обильно потекла кровь, заготовленная бутафором.