Ты мое чудо! - [23]

— Хорошо. Спокойной ночи, Дэн.

— Спокойной ночи.

Шеннон лег, уставясь в потолок, с потрескавшейся штукатуркой. Все его чувства были по-прежнему обострены. Он настороженно замер, стараясь уловить малейшие оттенки звуков и запахов. Кругом царила тишина и, успокоившись, он погрузился в дремоту.

В этом доме было что-то, позволяющее ему чуть-чуть расслабиться. Он заставил себя закрыть глаза, глубоко вздохнул и попытался заснуть. Чуткий сон одолевал его неохотно, потому что рядом лежала... беретта со снятым предохранителем.

Шеннон выбросил руку к пистолету и... проснулся. Кинув взгляд на часы, огляделся. Сквозь белые кружевные занавески в комнату лился солнечный свет. Пахло свежесваренным кофе и жарящимся беконом. Он жадно втянул в себя будоражившие запахи и спустил ноги со скрипучей кровати. Слава Богу, сегодня ночь обошлась без кошмаров! Довольный, Шеннон пошел умываться. Он не только не видел этой ночью кошмаров — он проснулся очень поздно. Бывает, в течение ночи он несколько раз тревожно вскакивает и только к рассвету сон становится крепче. И все равно он всегда просыпается в шесть. А сейчас уже восемь.

Одевшись, Шеннон вышел из своей комнаты, двигаясь на аппетитные запахи. Остановившись в дверях, он залюбовался Клэр, хлопотавшей у допотопной плиты. Ее густые волосы были подобраны выше плеч, тонкую талию перепоясывал яркий передник. Увидев его, она вскинула голову и виновато улыбнулась:

— Доброе утро... Я боялась разбудить вас. — Суетясь у плиты, она ворковала: — Вот вам и жизнь по моему расписанию! Меня поднял рассвет, а вас что?

Потирая щеку, Шеннон смущенно отвел глаза:

— Я проспал, — пробормотал он.

Снимая бекон со сковородки, Клэр ответила с улыбкой заговорщика:

— Не бойтесь, я вас не выдам.

Шеннон хмыкнул и взглянул в ее глаза: о Господи, — блеск родниковой воды. И столько непосредственности. Она меня не выдаст! А я ее не предам?..

— В вас-то я и не сомневаюсь, — задумчиво произнес он, усаживаясь за стол.

Кофе был горячий и крепкий — как раз по его вкусу. Клэр поставила перед ним горку оладьев, ломоть бекона и бутылку с кленовым сиропом. Шеннон принялся за оладьи.

— Я давно не был в настоящем доме, где так... — начал было он и осекся.

Она замерла над своей тарелкой, ожидая услышать не только его слова, но и то, как он их произносит. Он молчал, и ей пришлось вскинуть на него вопрошающий взгляд:

— Так значит, домашний уют все же вас привлекает?

Шеннон настороженно поднял брови.

— Я считала, — объяснила Клэр, — что вы не любите постоянства. Что вас все время тянет... путешествовать.

— Домашний уют для меня — все.

Кухонные запахи обволакивали, как когда-то в материнском доме, за открытым окном распевали птицы, подчеркивая атмосферу умиротворенности. Клэр была удивительно хороша, и Шеннон решил, что попал в рай, или настолько близко к нему, насколько это возможно для таких, как он.

Клэр отважилась взглянуть в глаза Шеннона.

— Я считаю, что домашний уют строится из любви и идеалов. Вы были счастливы?

Шеннон неловко пожал плечами.

— В моей жизни счастья было немного. Я очень рано понял, как опасно кого-то любить — у вас их отнимут.

В Клэр словно нож вонзился. Она крепко сжала тонкую чашку.

— И отняли?

Уходя от ответа, он резковато сказал:

— Это было в прошлом — нечего его ворошить. Надо жить настоящим.

Клэр было нестерпимо больно за Шеннона. Она не знала, что именно с ним произошло, но от этих слов у нее сердце оборвалось. Допив кофе, она молча встала, собрала посуду и начала перемывать ее в теплой пенной воде.

Шеннон вышел из-за стола и подошел к ней. Он снял полотенце и начал вытирать сполоснутую посуду.

— Вы чем-то расстроены, Клэр?

— Нет.

— Вы совсем не умеете лгать. Вас выдает голос, не говоря уже о ваших огромных прекрасных глазах.

Шеннон был озадачен тем, что произошло. Он только вскользь упомянул о своей трагедии. Ее сопереживание трогало, но так остро чувствовать чужую боль для нее опасно! Почему Клэр не защищает себя от него?

Стараясь не встретиться с ним взглядом, Клэр склонилась над раковиной с посудой.

— Просто... просто в вас очень много боли, — дрожащим голосом выговорила она наконец.

— Я говорил вам, что мои секреты — неприятные, — мрачно напомнил он ей.

— Да, говорили, — тихо согласилась она.

Испытывая отвращение ко всяким нравоучениям, Шеннон не удержался:

— Согласитесь, жизнь капризна и вообще дело нелегкое.

Клэр на секунду перестала мыть посуду и посмотрела прямо ему в глаза, вызывающе ответив:

— Я этому не верю. Всегда есть надежда.

Шеннон проглотил проклятие. Клэр не заслуживает того, чтобы испытывать на ней свои чувства и переживания. Он сумеет сдержать себя, а разговор этот — лишь дань вежливости. И он изрек:

— Я слово «надежда» не признаю.

— А идеалы?

— Идеалы... — Он цинично улыбнулся. — Они больше похожи на кошмары.

У нее не было доводов, чтобы бороться с его взглядом на мир — по крайней мере пока. Она сказала еще тише:

— Ну, может, живя здесь, вы изменитесь.

— Месяц в раю перед возвращением в ад? Будьте осторожны, Клэр, не вкладывайте в меня слишком много. Я живу в аду. И не хотел бы, чтобы вы представляли его себе.

Она вздрогнула. Шеннон напоминал ей раненого зверя, от боли бросающегося на окружающих. Как бы хотелось помочь этому человеку! Но она решила не выдавать своих тягостных чувств.