Ты кем себя воображаешь? - [60]

Дороти, приятельница Розы, спросила, верит ли Роза всему этому. Розе такая возможность не пришла в голову.

— Не думаю, что он стал бы мне врать, — сказала она, а Дороти отозвалась бодро, почти небрежно:

— О, они на что угодно способны.

Дороти была единственной женщиной на радиостанции, кроме Розы. Она два раза в неделю вела программу для домохозяек, читала лекции в женских кружках и пользовалась популярностью как распорядитель церемоний на торжественных обедах с вручением наград в молодежных организациях. И тому подобное. Она и Роза сошлись в основном потому, что обе были одиноки и по натуре авантюристки. У Дороти был любовник в Сиэтле, и она ему не доверяла.

— Они на что угодно способны, — сказала Дороти.

Они пили кофе в маленьком кафе-пончиковой «Одним ударом», расположенном рядом с радиостанцией. Дороти начала рассказывать Розе историю своей связи с владельцем радиостанции, который сейчас уже был стариком и почти все время проводил в Калифорнии. Он подарил Дороти колье на Рождество — сказал, что это нефрит. Сказал, что купил его в Ванкувере. Дороти отдала колье в мастерскую, чтобы там починили застежку, и гордо спросила, сколько оно может стоить. Ей сказали, что это никакой не нефрит, и ювелир объяснил, как распознать разницу: нужно посмотреть на свет. Через несколько дней жена владельца явилась на радиостанцию в точно таком же колье; ей он тоже сказал, что это нефрит. Пока Дороти все это рассказывала, Роза смотрела на ее пепельно-блондинистый парик — блестящие роскошные волосы никто не принял бы за натуральные; парик и бирюзовые тени для век только подчеркивали, насколько потрепано жизнью лицо Дороти. В большом городе она выглядела бы как проститутка; а местные жители считали ее экзотичной, но гламурной, послом из сказочного мира шикарно одетых людей.

— То был последний раз, когда я поверила мужчине, — продолжала Дороти. — Кроме меня, он спал еще с одной девушкой, которая работала в этом заведении, — замужней официанткой — и с няней собственных внуков. Как тебе это нравится?

На Рождество Роза поехала к Патрику. Тома она так и не увидела, но он прислал ей темно-синюю вышитую шаль с бахромой, купленную в начале декабря в Мексике, на отдыхе, совмещенном с конференцией. Том повез туда свою жену (в конце концов, он ей это обещал, сказала Роза, оправдываясь перед Дороти). Анна за три месяца вытянулась. Она теперь любила втягивать живот и выпячивать ребра, становясь похожей на дистрофика. Анна была живой и веселой, любила акробатические номера, откалывала коленца и загадывала загадки. Идя в магазин с матерью — Роза снова занялась покупками и приготовлением еды и иногда сходила с ума от страха, что ее работа, квартира и Том существуют только в ее воображении, — Анна сказала:

— В школе я иногда забываю.

— Про что ты забываешь?

— Забываю, что тебя нет дома, а потом вспоминаю. Что там только миссис Кребер.

Миссис Кребер была экономка, нанятая Патриком.

Роза решила увезти дочь. Патрик не сказал «нет», он сказал, что, может быть, так будет лучше. Но он не мог оставаться в доме, пока Роза собирала вещи Анны.

Потом Анна утверждала, что не знала о переселении к матери насовсем. Она думала, что едет только погостить. Роза верила, что Анне нужно было что-нибудь такое думать — чтобы не чувствовать себя виноватой за принятие решения.

Поезд в горы шел очень медленно из-за снега на путях. Вода замерзла. Поезд подолгу стоял на полустанках, обернутый клубами дыма, пока отогревались трубы. Анна и Роза надели верхнюю одежду и стали бегать по перрону.

— Мне придется купить тебе зимнее пальто. И теплые сапоги, — сказала Роза.

Для бесснежной приморской зимы хватало резиновых сапог и плаща с капюшоном. После этих слов Анна должна была понять, что едет к матери насовсем, но она ничего не сказала.

Ночью, пока Анна спала, Роза смотрела на пугающую глубину и блеск снега. Поезд ехал медленно, словно крадучись, опасаясь лавин. Роза не тревожилась — ей приятно было представлять, что их, запертых в темном купе, накрытых грубыми железнодорожными одеялами, несет вперед по такой суровой местности. Движение поездов, пускай и сопряженное с опасностью, всегда казалось Розе законным и надежным. А вот самолеты, по ее мнению, могли в любой момент испугаться собственной смелости и камнем свалиться на землю, даже не пикнув.

Она экипировала Анну на зиму и отправила ее в школу. Все прошло хорошо, Анна не страдала застенчивостью, и ее быстро приняли как свою. Через неделю она уже приводила домой новых подружек и ходила в гости к другим детям. Роза выходила встречать дочь — в ранних зимних сумерках, на улицы, обнесенные высокими стенами снега. Осенью с горы спустился медведь и зашел в город. Об этом объявляли по радио. Необычный гость города, медведь-барибал, гуляет по Фултон-стрит. Советуем не выпускать детей на улицу. Роза знала, что зимой медведь вряд ли явится в город, но все равно беспокоилась. Еще она боялась машин — при таких узких улицах и углах, за которыми ничего не видно. Иногда Анна выбирала другой маршрут, и тогда Роза проходила весь путь до дома, где гостила Анна, и не обнаруживала дочери. Тогда она бежала обратно к себе — всю дорогу бегом по крутым улицам, по длинным лестницам, и сердце у нее колотилось от бега и от страха, который она пыталась скрывать, найдя Анну дома.