Твоя улыбка - [2]

— Я обязательно сделаю все так, как Вы мне сказали. Спасибо за то, что дали мне шанс, — я понимал, что она могла, как и остальные, с легкостью уволить меня. Но единственная причина тому, что она еще не сделала этого — она умела понимать других.

Анна посмотрела на меня тем взглядом, который всегда говорил о том, что я мог идти и начинать делать свою работу, поэтому я развернулся и направился к двери, но делал это с некой неловкостью, словно я уходил, не спросив об этом ее. Словно я стал несвободным.

— И помни об одном, — я посмотрел на Анну, когда услышал ее слова. — Я сделала это не ради статьи. Я хочу, чтобы ты выбрался из своего барьера, начал общаться с людьми и понял, наконец, что жизнь и то, что происходит вокруг нас, на самом деле, заслуживает внимания. Удачи! — она улыбнулась и сжала руку в кулак, подняв ее в воздух, этим жестом показав, что она верила в меня.

Я был благодарен ей за то, что она могла в любой момент поддержать или подсказать идею. И это было не только со мной. Все, кто работал здесь, не раз могли удивиться тому, с какой добротой она помогала всем, кому это требовалось.

Я знал, почему она делала это. Ее целью было не только издавать свой журнал. Она хотела наполнить его душой и вдохнуть в него жизнь. Именно это у нее и получилось. Она не заставляла писать о том, что было неинтересно другим, а лишь предлагала писать о тех вещах, которые были по душе сотрудникам. Поэтому в ее журнале не было какой-либо фальши. Он был настоящим.

— Спасибо.

Это было единственным, что я мог сказать ей перед тем, как ушел, чтобы уже сейчас начать работать над будущей статьей. У меня было около двух недель, чтобы написать ее, поэтому мне казалось, что лучше начать работать незамедлительно, чем потом стоять напротив Анны и выслушивать ее упрек о том, что я не воспользовался шансом.

Я достаточно долгое время бродил по узкой тропинке в парке, надеясь на то, что смогу поговорить с кем-нибудь из тех людей, которые встречались на моем пути. Но причина того, что я не мог начать разговор, заключалась в том, что я не любил общаться. Я всегда хотел быть наедине с самим собой и думать о том, сколько возможностей я упустил, когда мог вместо этого просто взять и создавать что-то новое. Но я предпочел усердной работе обычные размышления о жизни, которой не существовало.

Я сел на скамью и обхватил руками голову, опустив локти на бедра. В первые минуты после разговора с Анной я действительно думал, что у меня все получиться, но сейчас это не было похоже на правду. Если бы я по-другому посмотрел на все, что произошло в моей жизни, то радовался бы тому, что работал в той сфере, где я хотел работать, но мой разум все равно не оставался спокойным по этому поводу, поскольку я всегда мечтал издать свою собственную книгу. Это было бы совершенно не то чувство, которое я испытал, когда мою статью напечатали в очередном номере журнала Анны. Тогда у меня было чувство того, что теперь в моей жизни все более менее улажено. А вот если бы я увидел то, как мою книгу покупают на прилавках книжных магазинов, то во мне не промелькнуло бы чувство облегченности. Я бы гордился собой и той работой, которую я сделал, но это было лишь мое воображение, которое играло со мной плохую шутку.

Я облокотился на спинку скамьи и закрыл глаза, чтобы не видеть людей и время, которые протекали сквозь меня. Я невольно представил себе, как Анна яростно увольняет меня и говорит, что не желает видеть в своем издательстве таких нерешительных людей, как я.

Может быть, мне и не следовало относиться к себе настолько критично, ведь я мог познакомиться с кем-нибудь завтра. Но я прекрасно понимал, что это были лишь жалкие предположения, а реальность оказалась бы вполне предсказуемой: я бы так же остался сидеть на этой же скамье с таким же усталым от жизни видом на лице.

Часть вторая

Я почувствовал чье-то присутствие рядом с собой и немного напрягся, но не стал открывать глаза, потому что не хотел избавляться от своего барьера, о котором говорила Анна. Эта «защита» забирала мою решительность, отдавая взамен чувство свободы, но и оно было не полностью ощутимым, потому что я всегда был скован, общаясь с кем-либо. Это не было свободой. Это было ловушкой, в которую я добровольно попал.

Я не мог точно предположить, сколько времени я находился в состоянии отрешенности, но я продолжал ждать, когда этот человек, чье присутствие я ощущал до сих пор, уйдет, и я смог бы спокойно уйти домой и больше не возвращаться сюда. Но эти ожидания развеялись, когда меня потрясли за плечо, с большим упорством добиваясь начала разговора. Иногда, я завидовал тем людям, которые обладали такой решительностью, поскольку у меня ее не было. И мне, практически постоянно, приходилось выслушивать слова матери о том, что мужчина должен был обладать этим важным качеством, но я не мог сказать ей, что все мы разные, потому что она не поняла бы меня. Она никогда не понимала моих мыслей.

— Эй, с тобой все хорошо? — я услышал женский голос, и мне пришлось открыть глаза, чтобы не казаться грубым.

Я увидел перед собой молодую девушку и понял, почему она была столь решительна, увидев ее серо-голубые глаза. Я замечал ее здесь и раньше, но не думал, что она когда-нибудь подойдет и ко мне.