Творения - [8]

Он был настолько от бояр уважаем, что часто брали у него обычный его хлеб и в дом возвращаясь, раздавали своему семейству; также и получающие его рукоделия - ложку или трость простой работы, ибо он не умел искусно и красиво делать, но, однако, за оное ему подавали несравненно более для потребы его нужное ему, нежели иным пустынножителям, хотя у тех и весьма изрядно было сделано; ибо старца за простой нрав и кроткое обхождение и тщательность не только от господ, но и от священного чина и от всех крестьян, а наиболее от своей братии монашествующих и все пустынножителей, там живущих, весьма был почитаем, любим и уважаем.

За то и он посещал по временам: к дальним ходил и по месяцу у них гостил, и поблизости живущие поочередно друг ко другу по праздникам сходились и вместе всенощное совершали моление ко Господу Богу, и пришедши все собравшиеся вместе ничем иным не занимались во весь этот день, только чтением, духовными рассуждениями и дружеским между собою обхождением, отнюдь не нарушая благоговеинства своего. А хозяин один уже пекся о трапезном устроении и приличном угощении, если же у которого хозяина не было потребных запасов на такое учреждение, к тому с собою приносили другие всё нужное.

И так святой праздник прово­дили в дружелюбном между собою обхождении, прохаживаясь по лесу, по рощам и долинам пустынным и ведя духовные беседы; и если который отец или брат, или ученик что недоумевает или двусмысленное находит во Святом Писании, тогда, предлагая на собор, общим рассуждением разрешали недоумение: всякий по силе своего понятия подавал свое мнение. Был же принуждаем иногда прошением и Старец мой Василиск, чтоб и он объяснил неудобопонятное или дву­смысленное; тогда старец, чтобы не явиться упорным и непокорным, потому что очень от сих пороков соблюдая себя тщательно, поэтому ради послушания с великим смирением истинно сообщая о своем невежестве: «Только послушания ради скажу”. И так говорит к ним; услышавши же его рассуждение и толкование, часто находили, что оно совершенно, истинно и разрешительно его изъяснение, тогда прежде сказанные отцов слове обличались или неявственными, или недостаточными; и за такое в нем тонкое и нравственное рассуждение был от всех уважаем не только от соживущих близ его, но и во многих монастырях и лаврах от само богоподвижных и духовных отцов в похвале и уважении. И так все истинно пекущиеся о своем спасении имели его как непогрешительного советника, и посему и повиновались ему, и всякий знающий его усердно всегда старался послужить ему и все нужды его удовлетворять. Так были к нему усердны, как бы были преданные ему в повиновение. Настолько же был милостив и жалостлив и сострадателен, что даже не мог и лошадь ленивую легким ударом подогнать, только голосом и ласковыми любящими словами понуждал; но лошадь голоса его не слушалась, и он самого себя виня, лучше сам претерпит продолжительный путь, нежели от нетерпения сделается бийцей, и поэтому для обуздания самого себя говорил к себе: “Монашествующие обязаны никого не обижать”. Однажды путешествуя, он близ реки увидел змию, кото­рая, убоявшись его, бросилась в реку, но — утонула ли, или ес­тественно нырнула — только более не увидел ее плывущую, и сие весьма его опечалило, и как губителя так себя поносил и укорял, и чрез многие года всегда себя за это обвинял, почему не обошел ее мимо, и спокойно ее не оставил на своем ее месте. Никогда не мог видеть бывшие повинным наказания, но даже скотов или овец или птиц убиваемых, или же равнодушно смотреть на заколение их, даже на рыбу трепещущуюся не мог равнодушно смотреть, и живую никак не мог ее чистить, потому и ловить её сам уклонялся, ибо пойманную брал в руки свои и, любуясь, смотрел на нее не потому чтобы хотел её есть, но за красоту и за доб­роту её приятного вида прославлял Создателя, что такою прекрасною её сотворил. Потом как бы от нее слова говорил: “Пусти меня, и я ещё поживу так свободно по твоей милости, как и ты; я только тем и повинна, что не имею рук вынуть себя из сети, уловившей меня, но так же чувствую боль и так же хочу жить, как и ты, и свободу люблю; пусти меня, пусти, если ты милостивый!” И так, побеждаясь милостью и состраданием, отпускал и удалялся, чтоб не видеть живых и трепещущихся.

Старец не готовил заранее молочного разговенья для Светлого Воскресения Христова или Рождества Христова, веруя, что Господь и в эти дни о всех промышляет. Однажды перед наступлением праздника Светлого Воскресения Христова пришел к старцу соседствующий брат пустынножитель и хотел пригласить его идти с ним в село, там во святой церкви помолиться и приличным брашном на такой великий праздник разговеться и, от благотворителей напутствовавшись такими снедями, вскоре возвратиться. Но старец мой не согласился и сказал: “Мы умерли миру и Бога ради удалились от миpa, а потому мы уже не потребны миру и с ним нам ликовать не годится, и если брашна ради пойти к мирянам, то не оправдимся пред Богом, и Богу приятнее здешнее наше уединенное моление; и в лишении и недостаточестве всякого утешения потому такое наше утешение. Но силен Господь и постную наше приложение преложить как манну, и горькую воду — в сладостную еду и питие, и утешить нас духовным веселием и утешением более всех мирян пирующих и ликующих, и веселящихся в такие великолепные божественные дни. Тем более в Светлое Христово Воскресение, подобает нам уважить, а чем иным уважим, если не тем, что препроводим такие дни неразвлеченно, внутренне приседя Господу, то есть в чтении Святого Писания и в богомысленных размышлениях? Если же унываем и терпеть скуки не хотим, то как скажем: “терпя потерпех Господа и внят ми и услыша молитву мою” (Пс.39,2)? К тому же мы не так да­леко живем от мирских селений и живут там не варвары, но народ православный, всячески Бог кого-либо подвигнет, если нам на пользу к нам пойти, и принести нам на сии дни праздника на утешение”. Но брат не захотел старца моего послушать и сказал: “Кто к нам захочет пойти в такой день? И так будем в скуке без всякого утешения; но пойду и тебе принесу разговеться, и так будем всю эту Светлую Седмицу праздничные брашна есть”. И так и не послушал старца моего и пошел с надеждою на многих христолюбцев и приятелей своих, которые прежде никогда не оставляли и всякие потребы подавали ему. Придя в село, нашел всех в церкви, а если в домах хозяева, то все в великих суетах, готовили и стряпали приличное на праздник, и все единогласно отреклись заниматься с ним и беседовать говоря о своей занятости. По окончании же св. Литургии лучшие его благотворители пошли в кабак, а из кабака шли большими партиями друг к другу, вовсе не обращая внимания на присутствие братнее, и ни один знакомый не позвал его даже на трапезу к себе разговеться. Одним словом, от всех был презрен и забыт, а некоторые даже и насмехались: вот, дескать, пустынножитель между пьянствующими обретается; и так он голодный возвратился к старцу и рассказал всё случившееся с ним. Старец же, видя, что брат голоден и ничего с собою не принес, представил ему трапезу такую, за какою он с великим старанием ходил и не вкусил. Тогда брат крепко раскаялся о своем неповиновении и малодушии и предложенное от старца ел с зазрением своей совести, а старец рассказал ему, как Бог о всех промышляет, что и его недостойного, уповающего на Его благость, не презрел, но подвиг самого его духовного отца священника, чтобы прежде всех к нему отнесли, и прислал ему довольно пшеничных пирогов, сковрадного печенья, яиц, рыбы, масла и молока; а этому отходящему брату ничего не послал, уповая, конечно, что он сам, будучи в селе, напросит ещё более у благотворителей”.