Творения. Т. 4 - [6]

[24] достиг того, что он включил его обитель в ряд ночлегов. После десятого дня пришли к нему, но у него в винограднике, по которому они шли, были расставлены сторожа, которые, бросая камни и комки и вертя пращами, отогнали приближавшихся; таким образом все отправились утром, не вкусив лозы, а старец смеялся и скрывал, что он знает о случившемся. 27. Затем они были приняты другим монахом, по имени Савой — следует умолчать имя скупого и назвать имя щедрого — и так как было Воскресенье, то он приглашал их всех в виноградник для того, чтобы до часа пищи они подкрепились вкушением лозы после трудного пути. Но святый сказал: «Проклят тот, кто будет искать отдохновения телесного ранее духовного. Будем молиться, петь, сотворим долг перед Господом, и затем поспешим в виноградник». И так, исполнив службу, он, став вверху, благословил виноградник и распустил своих овец на пастбище. А питавшихся было не менее трех тысяч. И хотя виноградник, пока еще был не тронут, ценился, во сто сосудов [38] через двадцать дней дал триста. А тот скупой брат, собравший гораздо менее обыкновенного, поздно воскорбел о том, что и оставшееся превратилось в уксус. Старец предсказал многим из братии, что это так [25] случится. Он в особенности отвращался от монахов, которые, вследствие какого–то недоверия к будущему, откладывали из своего и имели рачение или к деньгам, или к одежде, или к чему–либо из других вещей преходящих вместе с миром. 28. Наконец, одного из братии, жившего от него на пятом милиарие [39], он прогнал с глаз своих, так как узнал, что он через меру осторожно и трусливо блюдет за своим огородом и имеет немного денег. Этот, желая примирить с собою старца, часто приходил к братии, и в особенности к Исихию [40], которого он очень любил. И так, однажды он принес пучок гороху, как он был, с зеленью. Когда Исихий предложил его на вечернюю трапезу, старец воскликнул, что он не может выносить его зловония, и вместе с тем спросил, откуда он. Исихий отвечал, что некий брат принес братии новинку со своего огорода. «Разве ты не слышишь, сказал (старец), отвратительного зловония, и что от гороха смердит скупостью? Отдай быкам, отдай бессловесным животным, и посмотри, будут ли есть они?» И когда тот, исполняя приказание, положил в стойло, быки испугались и, замычав громче обыкновенного, оборвали привязи и разбежались в разные стороны. Старец имел ту [26] благодать, что по запаху тела и одежды и тех предметов, к которым кто прикасался, узнавал, каким бесом или каким пороком был тот одержим [41]. 29. И так, на шестьдесят третьем году жизни, видя большой монастырь и множество братии, жившей с ним, видя толпы тех, которые приводили к нему одержимых различными недугами и нечистыми духами, так что окружная пустыня наполнялась людьми всякого рода — он ежедневно плакал и с невероятною тоскою вспоминал о прежнем образе жизни. Когда братия спрашивала его, по поводу чего он убивается, он отвечал: «Я опять вернулся в мир и приял награду при жизни. Вот, жители Палестины и соседние области думают, что я имею какое–либо значение, и под предлогом монастыря, имею полную утварь для управления братией». Братия берегли его, в особенности Исихий, который с удивительною любовью предался почитанию старца. И когда он прожил в такой скорби два года, то Аристенета, о которой мы упоминали выше [42], бывшая тогда замужем за префектом, но не имевшая ничего из гордости префекта, пришла к нему, желая пройти и к Антонию. Он ей ответил с плачем: «Хотел бы пойти также и я, если бы не был заключен в темницу этого монастыря, и если бы была польза от путешествия. Сегодня уже два дня, как весь мир лишился такого отца». Она поверила и [27] осталась, и немного дней спустя, когда прибыл вестник, услышала об успении Антония [43]. 30. Пусть другие удивляются чудесам, которые он сотворил; пусть удивляются невероятному воздержанию, знанию, смирению; я же не изумляюсь так ни перед чем, как перед тем, что он мог попрать славу и почесть. К нему стекались епископы, пресвитеры, толпы клириков и монахов, матрон, также и Христианок — великое искушение! — и из разных городов и полей простой народ, также и сильные мужи, и судьи, для того, чтобы получить благословенный им хлеб или елей [44]. А он не мечтал ни о чем другом, как об уединении, до того, что в один день решил отправиться, и, когда привели к нему осла — будучи чрез меру истощен постом, он едва мог идти — он пытался пуститься в путь. Когда это стало известным и Палестине объявлялось как бы опустошение и прекращение дел, более десяти тысяч человек различного пола и возраста собралось для того, чтобы удержать его. Он оставался непоколебимым на просьбы, разбрасывал посохом песок, и говорил: «не сотворю лживым Господа моего; не могу видеть разрушенные церкви, попранные алтари Христовы, кровь моих сыновей» [45]. Все присутствующие понимали, что ему было открыто нечто тайное, чего он не хотел исповедать, и тем не менее сторожили его, [28] чтобы он не отправился. И он решил, громогласно свидетельствуясь всеми, что не примет ни пищи, ни пития, если его не отпустят. И по истечении семи дней, разрешив пост, и простившись с весьма многими, с бесчисленною толпою провожавших, прибыл в Витилий