Творения - [196]

Но прежде, чем лететь в дивную отчизну, Феникс собирает все останки от своего прежнего тела, покрывает их ароматными травами и маслами и, скатав в подобие шара, несет с собой в священный храм, что лежит в далеком Египте. Там он подлетает к алтарю и, положив на него свои останки, предстает восхищенным взорам людей, зачарованных в благоговении перед красотой птицы, восставшей из оков смерти. Цвет ее оперения ал, как алы спелые гранаты и мак в полях, на хвосте алое смешивается с вспышками желтого, а меж крыльями сияет яркая отметина — будто облако с небес спустилось и оставило свой след на спине Феникса. Глаза его светятся как два гиацинта, а на голове — сверкающая корона, отражение славы Солнца. Ноги птицы покрыты чешуей, а когти — розового цвета. Нет в мире ни птицы, ни зверя, который мог бы сравниться по красоте с этим дивным творением. Увидев в храме Феникса, все египтяне сходятся посмотреть на столь великое чудо. Воздают ему почести и свои же друзья — птицы — разноголосый хор не смолкает в небе, и пышная свита сопровождает летящего Феникса — ни одна из птиц не оказывается там со злым или хитрым умыслом, никто не прилетает туда из страха, но каждая считает за честь оказаться в той свите.

Но недолго Феникс пребывает среди почестей и славы, шума и суеты — порадовав людей и птиц, улетает он домой, в свои обители, недоступные для незваных гостей, чтобы снова жить там, питаясь от священных плодов и источника воды живой.

Таков ты, Феникс, птица счастливой судьбы, получившая от Бога столь необычайный удел — рождаться от самого себя, проходя через врата смерти. один на целом свете, он не знает любви к себе подобному, и единственная его невеста — это смерть, смерть желанная. Ибо только умерев, отринув жизнь свою, может он обрести ее вновь, чтобы восстать живым из оков могилы — умершим, но воскрешенным, прежним, и в то же время иным, похожим на себя, и не похожим, не убоявшись дара Божьего — смерти и обретя через нее жизнь вечную.

Перев. с англ. Виктора Заславского

Перевод выполнен по: The Anti — Nicene Fathers: translations of The Writings of the Fathers down to a.d. 325. Vol. VII: Fathers of the third and fourth centuries

О Страстях Господних

Стихотворение приписывается Лактанцию, однако подлинный автор его неизвестен, но наверняка он бы образован и не обделен талантом. По стилю своему красочные, эмоциональные и пронизанные моралью «Страсти» во многом отличаются от «Феникса» — более сдержанного, менее нравоучительного и полного языческих образов. Тем не менее стихотворение это представляет ценность как художественную, так и историческую, служа примером того, как осмысливались страсти Господни в позднеантичном мире людьми, далекими от доктринальных перебранок Вселенских Соборов.

Кто бы ни был ты, входящий в храм — приближаясь к алтарю, остановись ненадолго и взгляни на меня — невиновного, но пострадавшего за твои преступления; впусти меня в свой разум, сокрой в своем сердце. Я — тот, кто не мог взирать со спокойной душой на тщетные страдания рода человеческого и пришел на землю — посланник мира и искупитель грехов человеческих. Я — живительный свет, когда — то озарявший землю с небес и теперь снова сошедший к людям, покой и мир, верный путь, ведущий к дому, истинное спасение, знамя Всевышнего Бога и предвестник добрых перемен.

Ведь ради вас и вашей жизни сошел я на землю и вошел в утробу Девы, стал человеком и пошел на страшную смерть. Нигде в этом мире не знал я ни мира, ни покоя — одни лишь угрозы и опасности, труды и печали. Когда я родился, моим первым домом был обветшалый хлев в земле иудейской — для меня и для матери моей. Там, среди коров и овец, лениво растянувшихся на земле, солома послужила мне первой постелью.

Детство я провел в земле фараонов, спасаясь от козней царя Ирода. По возвращении моем в Иудею, жизнь моя не была легкой — жил я бедно, впроголодь. Всегда призывал я людей к доброте и праведности — и советом, и проповедью, и чудесами. Из — за этого нечестивые иудеи в Иерусалиме, пылающие ненавистью и злобой, ослепившими их ум, решили предать меня жестокой смерти на кресте — хотя я не сделал ничего, заслуживающего такой кары.

И если ты желаешь постичь, что мне пришлось перенести, если сердце твое стремится пройти путем, которым шел я, разделить со мной мои страдания — попытайся свести воедино все помыслы злоумышленников и ночные заговоры, поцелуй предателя и насмешки толпы, неправый суд и неверного друга, пытки, и избиения, и мою кровь, пролитую без вины. Представь в разуме своем иудеев — лжесвидетелей, и роковой приговор Пилата, тяжкий крест, вдавившийся мне в спину и скорбный путь, ведущий к страшной смерти.

Взгляни теперь на меня, осмотри с ног до головы — униженного, казненного, вдали от родного дома и любимой матери. Видишь? — кровь запеклась в волосах, голову увенчал колючий терновый венец, а по лицу Бога полноводным ручьем бежит кровь. Приглядись — мои глаза после солдатских кулаков не могут видеть, и ввалились синие от побоев щеки, язык жжет от горького уксуса, а лицо уже бледно, как сама смерть. Посмотри еще — мои руки растянуты по концам креста и пробиты гвоздями, пробиты насквозь и ноги, а копье сотника ударило меня в самое сердце.