Творения - [30]

И, набросав их, как золотистые плоды, в глубь сетей,

К журавлю подымали в вышины.

Сквозь сетки ячейки

Опускалась головка, колыхая шелком волос.

Журавль, к людским пристрастясь обедням,

Младенцем закусывал последним.

Учителя и пророки

Учили молиться, о необоримом говоря роке.

И крыльями протяжно хлопал,

И порой людишек скучно лопал.

Он хохот-клик вложил

В победное «давлю».

И, напрягая дуги жил,

Люди молились журавлю.

Журавль пляшет звончее и гольче^* еще,

Он людские крылом разметает полчища,

Он клюв одел остатками людского мяса,

Он скачет и пляшет в припадке дикого пляса.

Так пляшет дикарь над телом побежденного врага.

О, эта в небо закинутая в веселии нога!

Но однажды он поднялся и улетел вдаль.

Больше его не видали.

1909

197 . Лесная дева

Когда лесной стремится уж

Вдоль зарослей реки,

По лесу виден смутный муж

С лицом печали и тоски.

Брови приподнятый печальный угол…

И он изгибом тонких рук

Берет свирели ствол (широк и кругол)

И издает тоскливый звук.

Предтечею утех дрожит цевница,

Воздушных дел покорная прислуга.

На зов спешит певца подруга —

Золотокудрая девица.

Пылает взоров синих колос,

Звучит ручьем волшебным голос!

И персей белизна струится до ступеней,

Как водопад прекрасных гор.

Кругом собор растений,

Сияющий собор.

Над нею неба лучезарная дуга,

Уступами стоят утесы;

Ее блестящая нога

Закутана в златые косы.

Волос из золота венок,

Внутри блистает чертог ног:

Казалось, золотым плащом

Задернут стройный был престол.

Очей блестящим лучом

Был озарен зеленый пол.

И золотою паутиной

Она была одета,

Зеленою путиной

Придя на голос света.

Молчит сияющий глагол.

Так, красотой своей чаруя,

Она пришла (лесная дева)

К волшебнику напева,

К ленивцу-тарарую^*.

И в сумрака лучах

Стоит беззлобный землежитель,

И с полным пламенем в очах

Стоит лучей обитель.

Не хитрых лепестков златой венок:

То сжали косы чертог ног.

Достигнута святая цель,

Их чувство осязает мель,

Угас Ярилы^* хмель.

Она, заснув с ласкающей свободой,

Была как омут ночью или водоем.

А он, лесник чернобородый,

Над ней сидел и думал. С ней вдвоем,

Как над речной долиной дуб,

Сидел певец — чрез час уж труп.

Храма любви блестят чертоги,

Как ночью блещущий ручей.

Нет сомнений, нет тревоги

В беглом озере ночей.

Без слов и шума и речей…

Вдруг крик ревнивца

Сон разбудил ленивца.

Топот ног. Вопль, брани стон,

На ноги вспрыгнул он.

Сейчас вкруг спящей начнется сеча,

И ветер унесет далече

Стук гневной встречи.

И в ямах вся поверхность почвы.

О, боги неги, пойдите прочь вы!

И в битве вывернутые пни,

И страстно борются они.

Но победил пришлец красавец,

Разбил сопернику висок

И снял с него, лукавец,

Печаль, усмешку и венок.

Он стал над спящею добычей

И гонит мух и веткой веет.

И, изменив лица обычай,

Усопшего браду на щеки клеит.

И в перси тихим поцелуем

Он деву разбудил, грядущей близостью волнуем.

Но далека от низкого коварства,

Она расточает молодости царство,

Со всем пылом жены бренной,

Страсти изумлена переменой.

Коварство с пляской пробегает,

Пришельца голод утолив,

Тогда лишь сердце постигает,

Что значит новой страсти взрыв.

Она сидит и плачет тихо,

Прижав к губам цветок.

За что, за что так лихо

Ее оскорбил могучий рок.

И доли стана

Блестели слабо в полусвете.

Она стояла скорбно, странно,

Как бледный дождь в холодном лете.

Вкруг глаза, синего обманщика,

Горят лучи, не семя одуванчика?

Широких кос закрыта пеленой,

Стояла неги дщерь,

Плеч слабая стеной…

Шептали губы: «Зверь!

Зачем убил певца?

Он кроток был. Любил свирель.

Иль страсть другого пришлеца

Законная убийству цель?

В храмовой строгости берез

Зачем убил любимца грез?

Если нет средств примирить,

Я бы могла бы разделить,

Ему дала бы вечер, к тебе ходила по утрам, —

Теперь же все — для скорби храм!

И эти звезды и эти белые стволы —

Ничто! Ничто! — теперь мне не милы.

Был сердцем страстным молодой,

С своей черной бородой он был дитя.

Чего хотя,

Нанес убийственный удар,

Ты телом юн, а сердцем стар,

С черно-синей ночью глаз

И мелкокудрым златом влас?

Иль нет: убей меня,

Чтоб возле, здесь, была я труп,

Чтоб не жила, себя кляня

За прикасанье твоих губ».

И тот молчит. Стеная

Звонко, уходит та

И рвет со стоном волосы.

Тьма ночная

Зажгла на небе полосы

(Темно-кровавые цвета).

А он бежит? Нет, с светлою улыбкой,

Сочтя приключение ошибкой,

Смотрит сопернику в лицо,

Снимает хладное кольцо.

И, сев на камень,

Зажженный в сердце пламень

Излил в рыданьях мертвенной свирели,

И торжеством глаза горели.

1911

198 . И и Э. Повесть каменного века

1

«Где И?

В лесу дремучем

Мы тщетно мучим

Свои голоса.

Мы кличем И,

Но нет ея,

В слезах семья.

Уж полоса

Будит зари

Все жития,

Сны бытия».

2

Сучок

Сломился

Под резвой векшей.

Жучок

Изумился,

На волны легши.

Волн дети смеются,

В весельи хохочут,

Трясут головой,

Мелькают их плечики,

А в воздухе вьются,

Щекочут, стрекочут

И с песней живою

Несутся кузнечики.

3

«О, бог реки,

О, дед волны!

К тебе старики

Мольбой полны.

Пусть вернется муж с лососем

Полновесным, черноперым.

Седой дедушка, мы просим,

Опираясь шестопером,

Сделай так, чтоб, бег дробя,

Пали с стрелами олени.

Заклинаем мы тебя,

Упадая на колени».

4

Жрецов песнопений

Угас уже зой.

Растаял дым,

А И ушла, блестя слезой.

К холмам седым

Вел нежный след ее ступеней.

То, может, блестела звезда

Иль сверкала росой паутина?

Нет, то речного гнезда

Шла сиротина.