Творения. Ч. 1 - [15]

4–ая беседа О собрании вод

Есть города, в которых жители, с глубокого утра до самого вечера, насыщают взоры всякого рода представлениями чудесников, и сколько ни слушают каких–нибудь нескромных и неблагочинных песен, от которых в душах необходимо зарождается много бесстыдства, однако не могут их наслушаться. Даже многие почитают таких людей счастливыми, потому что они, оставив торговлю на рынках или занятия искусствами необходимыми для жизни, в праздности и забавах проводят определенное им время жизни, не зная, что позорище, обильное нескромными зрелищами, для присутствующих на нем служит общим и народным училищем распутства, и что самые стройные звуки свирелей и блуднические песни, напечатлевшись в душах слушателей, не к иному чему побуждают всех, как только к бесчинству, к тому, чтобы подражать бряцаниям играющих на гуслях или на свирели. А страстные охотники до конских ристалищ и во сне состязаются о конях, перепрягают колесницы, переменяют возничих, и вообще даже в сонных мечтаниях не покидают дневного безумия. Итак, мы ли, которых Господь, великий Чудотворец и Художник, созвал теперь, чтобы явить нам дела Свои, мы ли отяготимся созерцанием или обленимся выслушать словеса Духа? Не обступим ли, напротив того, сию великую и полную разнообразия Художническую храмину Божия созидания, и, востекши каждый своею мыслью ко временам давним, не будем ли рассматривать украшение вселенной? — Небо, по слову пророка, поставленное «яко камара» (Ис. 40, 22), землю, при безмерной ее величине и тяжести, утвержденную на себе самой, воздух, разлитый, мягкий и по природе влажный, тварям дышащим доставляющий сродную им и всегдашнюю пищу, по мягкости своей уступающий телам движущимся и легко ими рассекаемый (так что нет от него ни какого препятствия проторгающимся сквозь него, и он всегда удобно передвигается и переливается назад рассекших его тел), и естество воды и питательной, и на другие потребности приготовленной, также правильное ее собрание в определенные места, — все сие увидишь из прочтенного нам недавно.

«И рече Бог: да соберется вода, яже под небесем, в собрание едино, и да явится суша: и бысть тако, и собрася вода, яже под небесем, в собрания своя, и явися суша. И нарече Бог сушу, землю: и собрания вод нарече моря» (Быт. 1, 9, 10). Сколько представлял ты мне затруднений в предыдущих беседах, требуя причины, почему земля была невидима, когда во всяком теле естественно есть цвет, а всякий цвет ощутителен для зрения! И может быть, тебе показалось неудовлетворительным сказанное, что земля названа невидимою не по природе, но относительно к нам, по причине заграждения водою, которая покрывала тогда всю землю. Вот слушай теперь, как Писание объясняет само себя. «Да соберутся воды, и да явится суша». Снимаются завесы, чтобы открылась земля, дотоле невидимая.

Но, может быть, иной сверх сего спросит еще и о следующем. Почему, во–первых, принадлежащее воде по природе, то есть силу стремиться вниз по скату, Писание приписывает повелению Зиждителя? Ибо вода, доколе стоит на ровном месте, неподвижна, потому что некуда ей течь, а как скоро встретит какую–либо покатость, по немедленном устремлении передней части, на место ее вступает непосредственно с нею соединенная, а на место сей последней — за нею следующая, и таким образом непрестанно предшествующая часть убегает, последующая же гонит ее. И стремление cиe бывает тем быстрее, чем большую тяжесть имеет падающая вниз вода, и чем больше впадина, в которую сток. Если же таково свойство воды, напрасно дано ей повеление собраться «в собрание едино». Ибо вода сама собою, по естественному стремлению вниз, неминуемо должна была стекать туда, где была наибольшая впадина, и не прежде остановиться, как по сравнении поверхности. Ибо ничто не бывает так плоско, как поверхность воды. А во–вторых, говорят: почему водам повелено собраться в собрание едино, когда видим многие моря, и притом отделенные одно от другого весьма большим пространством?

На первый из сих вопросов ответствуем, что тебе особенно известны стали движения воды после повеления Владыки. Теперь она везде растекается, непостоянна, по природе стремится в покатые и вогнутые места, но какую силу имела она прежде, нежели вследствие сего повеления, произошло в ней такое стремление к движению, сего сам ты не знаешь и не мог слышать от какого либо очевидца. Рассуди же, что глагол Божий творит самое естество, и повеление, данное тогда твари, определило порядок сотворенного и на последующее время. День и ночь созданы однажды, но с тех пор и до ныне не престают попеременно следовать друг за другом и делить время на равные части.

«Да соберутся воды». Водному естеству повелено течь, и по сему поведению, непрестанно поспешая, оно никогда не утомляется. Говорю же cиe, имея в виду текущую часть вод. Ибо иные воды сами собою текут, например родниковые и речные, а другие собраны в одно место и не проточны. Теперь же у меня слово о водах движущихся.

«Да соберутся воды в собрание едино». Тебе, стоявшему при роднике, дающем обильную воду, не приходила ли когда–либо мысль спросить: кто гонит эту воду из недр земли? Кто заставляет ее спешить вперед? Каковы хранилища, из которых она выходит? Что за место, куда она поспешает? Почему и хранилища не оскудевают, и место стоков не наполняется? — Все cиe зависит от первого Божия глагола. Им дана воде сила течь. При всяком повествовании о водах помни этот первый глагол: «да соберутся воды». Им надлежало течь, чтобы занять свойственное им место, а потом, достигнув определенных мест, оставаться в своем положении и далее не поступать. Посему–то, как говорит Екклесиаст, «вcи потоцы идут в море, и море несть насыщаемо» (Еккл. 1, 7). Ибо если воды текут, то cиe по Божию повелению, и если море заключено внутри своих пределов, то cиe есть следствие первого законоположения.