Творец, субъект, женщина - [56]

Шрифт
Интервал

. Отклик Гиппиус на книгу Вейнингера можно, таким образом, прочитать как отклик на гендерный дискурс ее собственного окружения. Исходя из теории Вейнингера, Гиппиус выдвигает тезис, согласно которому женщина является объектом. Затем она рассматривает, какие последствия в социальном мире имеет такая ситуация. Положение женщин в социальном мире, по замечанию Гиппиус, «вырастает вместе с культурой» (Гиппиус 1908, 21). Решение проблемы неравноправия лежит, по мнению Гиппиус, в идеале андрогинности, который во многом совпадает с вейнингеровским пониманием слияния «М» и «Ж» в каждом индивиде. Это совпадает с тем, что было сказано об андрогинности выше (гл. 4), — основой конструирования собственной позиции и гендерной философии Гиппиус является именно идеал андрогинности, который неоднократно исследовался в научной литературе (Matich 1979-а и 1079-b, Паолини 2002, Nixeux 2002)[200]. Идеал андрогинности встречается у Гиппиус довольно рано (например, в статье «Влюбленность» 1904 года), и он остается основополагающим в ее философии до конца жизни, о чем свидетельствует, например, поэма «Последний круг и новый Данте в аду», имеющая автобиографический подтекст. В поэме лирический субъект говорит:

Там на земле, я женщиной считался.
Но только что заговорю стихами,
Вот как сейчас, сию минуту, с вами,
Немедленно, в мужчину превращался.

Идеал андрогинности кристаллизируется в философии Гиппиус в первое десятилетие XX века, и, на мой взгляд, именно труд Вейнингера заставляет Гиппиус ясно сформулировать свои мысли о женщине, бисексуальности, субъектности и творчестве. По сравнению со статьей «Влюбленность» (1904) в «Зверебоге» термин «андрогинность» теряет центральное положение, на его месте появляется вейнингеровская идея «бисексуальности» вместе с его концепцией «М» и «Ж». Как я покажу ниже, Гиппиус придала им новое значение. В статье «О любви» (1925) Гиппиус утверждает, что Вейнингер говорит ясно те «слова, которые остались недоговоренными у Соловьева» (Русский эрос 1991, 192)[201]. В «Зверебоге» она пишет, что нашла у Вейнингера подтверждение своим мыслям, возникшим еще до знакомства с его книгой (Гиппиус 1908, 19)[202]. Однако, по мнению Гиппиус, книга Вейнингера, «человека почти гениальных способностей», содержит много положительного, но вызывает и острую критику:

Насколько незыблемы и глубоки первые положения философа, настолько ложны его выводы, — благодаря одному, незаметно явившемуся, противоречию, и даже не одному.

(Гиппиус 1908, 19)

По мнению критика, Вейнингер ошибается тогда, когда не умеет различить «Ж» (женственного) и реальных женщин или «Ж» и распространенные в обществе представления о женщинах:

…человечество, как и Вейнингер, иденфицирует (sic! — К.Э.) Женское с женщиной, только Вейнингер тут сознателен, а потому и ложность выводов его для него губительна.

(Гиппиус 1908, 19)

В свете вейнингеровского взгляда на пол и гендер утверждение Гиппиус: «В моем духе — я больше мужчина, в моем теле — я больше женщина» (Маковский 1962, 115) — становится философским постулатом, а не указанием или доказательством ее телесной «дефектности». Ниже я рассматриваю гендерную философию Гиппиус, которая имеет свои истоки в ее личном опыте как автора-женщины, развивается в полемике с Вейнингером и ведет к определению авторской позиции как «автора-мужчины».

Личный опыт Гиппиус как автора-женщины

В «Зверебоге» Гиппиус исключительно откровенно говорит о своем личном опыте как автора-женщины. Обычно она подписывала статьи и рецензии мужским псевдонимом, а в художественных произведениях скрывала свой женский пол в двусмысленной с точки зрения указания на пол подписи «З. Гиппиус». В «Зверебоге» она, скорее, выделяет свой женский пол, подписывая статью полным именем «Зинаида Гиппиус»[203]. Помимо открытой «женской» подписи, в статье присутствует также нетипичный для Гиппиус элемент личного переживания, когда она прямо говорит о своем опыте автора-женщины. Она, например, отмечает неравное положение мужчин и женщин в мире культуры, отождествление женщин в общественном сознании с сексуальностью. Она говорит также о том, что в современном дискурсе обозначается словами «двойной стандарт». Ниже я остановлюсь на «феминистских» открытиях Гиппиус и на тех последствиях, которые они имели для ее гендерной философии, предположив, что именно личный опыт дал толчок для философского размышления над проблемой гендера в сфере творчества.

В «Зверебоге» Гиппиус говорит о том, что женщины не имеют авторитета. Она заметила, что с «женщинами не говорят». Мужское отношение к собеседникам женского пола она описывает так:

Мнение женщины о том, что меня сейчас серьезно интересует — мне неинтересно. Я как-то заранее убежден, что оно моего не коснется. Никакого доверия нет, что женщине то же интересно, что мне.

(Гиппиус 1908, 21)[204]

Гиппиус приводит примеры личного опыта пренебрежительного мужского отношения: Андрей Белый назвал ее «дамой, кто наверно не знает гносеологии», хотя, по ядовитому замечанию Гиппиус, тогда речь вообще не шла о гносеологии (Гиппиус 1908,25)[205].

Важным является также замечание Гиппиус о том, что в культуре вообще и у Вейнингера в частности женщина отождествляется с полом:


Рекомендуем почитать
Беседы с Оскаром Уайльдом

Талантливый драматург, романист, эссеист и поэт Оскар Уайльд был блестящим собеседником, о чем свидетельствовали многие его современники, и обладал неподражаемым чувством юмора, которое не изменило ему даже в самый тяжелый период жизни, когда он оказался в тюрьме. Мерлин Холланд, внук и биограф Уайльда, воссоздает стиль общения своего гениального деда так убедительно, как если бы побеседовал с ним на самом деле. С предисловием актера, режиссера и писателя Саймона Кэллоу, командора ордена Британской империи.* * * «Жизнь Оскара Уайльда имеет все признаки фейерверка: сначала возбужденное ожидание, затем эффектное шоу, потом оглушительный взрыв, падение — и тишина.


Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги

Проза И. А. Бунина представлена в монографии как художественно-философское единство. Исследуются онтология и аксиология бунинского мира. Произведения художника рассматриваются в диалогах с русской классикой, в многообразии жанровых и повествовательных стратегий. Книга предназначена для научного гуманитарного сообщества и для всех, интересующихся творчеством И. А. Бунина и русской литературой.


Дискурсы Владимира Сорокина

Владимир Сорокин — один из самых ярких представителей русского постмодернизма, тексты которого часто вызывают бурную читательскую и критическую реакцию из-за обилия обеденной лексики, сцен секса и насилия. В своей монографии немецкий русист Дирк Уффельманн впервые анализирует все основные произведения Владимира Сорокина — от «Очереди» и «Романа» до «Метели» и «Теллурии». Автор показывает, как, черпая сюжеты из русской классики XIX века и соцреализма, обращаясь к популярной культуре и националистической риторике, Сорокин остается верен установке на расщепление чужих дискурсов.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


Загадка Пушкина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


За несколько лет до миллениума

В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.


Республика словесности

Франция привыкла считать себя интеллектуальным центром мира, местом, где культивируются универсальные ценности разума. Сегодня это представление переживает кризис, и в разных странах появляется все больше публикаций, где исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества. Настоящая книга составлена из работ такого рода, освещающих статус французского языка в культуре, международную судьбу так называемой «новой французской теории», связь интеллектуальной жизни с политикой, фигуру «интеллектуала» как проводника ценностей разума в повседневном общественном быту.


Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.


Языки современной поэзии

В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.


Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.