Творец, субъект, женщина - [103]
Совпадения между рассказом «Она» и стихотворением «Незнакомка» встречаются на разных уровнях произведений. Названия обоих текстов содержат отсылки к главной героине, которая остается анонимной представительницей типа декадентской «падшей» женщины. Безымянные персонажи движутся в пространстве, которое в обоих произведениях имеет признаки «упадочности». Местом происшествия является публичное пространство кафе или ресторана на окраине города. В ресторане-кабачке сидят пьяные люди, у которых «глаза горели диким экстазом пьяного вдохновения» и «тусклым огнем сладострастия» (Петровская), или «пьяницы с глазами кроликов» (Блок). Оба автора упоминают душный воздух: у Блока «горячий воздух дик и глух», у Петровской «запах вина и острых духов»[341]. В обоих произведениях упомянуты фонари, хотя у Блока лишь в раннем варианте стихотворения «Как тускло светят фонари» и «Под фонарем сгустились тени» (Блок 1962–1969, т. 2, 759). В целом оба произведения с помощью штампов декадентского словаря создают впечатление убогости и нищеты (то есть декадентства в буквальном смысле слова) того окружения, в котором находятся «она» и «Незнакомка».
Ресторан является неизменной частью жизни обоих персонажей. В рассказе «Она» повествователь передает историю безымянной женщины, своей бывшей любовницы или любимой, которая стала проституткой[342]. Он приводит ее слова:
«Вот моя жизнь, — кивнула она головой на шумную залу. — Другой у меня нет…»
Холодный ужас ледяным веянием прошел у меня по душе. В этот миг я совсем не понимал жизнь.
(Петровская 1903-а, 19)
Сходным образом описана блоковская Незнакомка: она, видимо, является проституткой, появляющейся в ресторане «каждый вечер, в час назначенный».
В произведениях Петровской и Блока встречаются также некоторые другие общие детали: «громадные шляпы» с «пышными страусовыми перьями» (Петровская) — «шляпа с траурными перьями» (Блок); или «тонкая, сверкающая кольцами рука» — «в кольцах узкая рука». У обеих авторов мужские персонажи воспринимают встречу с женщиной как ощущение в мозгу. У Петровской:
— Ты помнишь? — спросил я ее, и в этот момент чья-то жестокая рука сжала мозг…
У Блока:
Вышеперечисленные совпадения можно объяснить тем, что они являются общими культурными клише. Городской милье, падшая женщина (проститутка), алкоголь (наркотик), ночь и электронный свет — типичные образы из репертуара тогдашней литературы. В декадентской литературе одинокая женщина, странствующая в городском пространстве, превратилась в штамп, повторяющийся также в литературе о «новой женщине». Исходным текстом этого образа является творчество Бодлера (или бодлерианство)[343]. Как показывает исследование Ваннера (Wanner 1996, 189–194), сходство блоковской поэзии с творчеством Бодлера отмечалось многими исследователями. Множество всевозможных отсылок свидетельствует, скорее всего, о том, что «Незнакомка» создана из культурных клише. И не исключено, что рассказ Петровской мог служить одним из претекстов для стихотворения Блока. С большей вероятностью можно говорить о том, что Блок знал рассказ Петровской, опубликованный в альманахе «Гриф». Альманахи были в библиотеке Блока (Библиотека 1986, 205). И в том же альманахе, в котором вышла «Она», были напечатаны произведения, например, Бальмонта, Брюсова, Белого и Волошина.
Однако для моего исследования интереснее взглянуть не на генеалогию или на сходство, но на различие рассматриваемых текстов. В первую очередь обращается внимание на то, что «Незнакомка» написана через три года после рассказа «Она». В то время когда Петровская писала рассказ «Она», Блок создавал стихи о Прекрасной Даме. Творчество Петровской развивалось таким образом, что ко времени появления «Незнакомки» персонажи ее рассказов уже потеряли связь с символистской мифологизированной и эстетизированной фемининностью. Значит, независимо от того, заимствовал ли Блок материал рассказа Петровской для «Незнакомки», он все же пользовался общим культурным материалом после нее.
Основное различие рассказа «Она» и стихотворения «Незнакомка» заключается в характеристике женских персонажей, особенно в установке на принципиально разные читательские реакции. В обоих произведениях речь идет о новой встрече между бывшими любовниками. В рассказе «Она» бывшие любовники встречаются случайно и понимают, что возврата к прежнему нет, потому что изменился женский персонаж. А в «Незнакомке» изменился лирический субъект. У Блока лирический субъект, разуверившийся в идеалах молодости, вызывает читательское сочувствие. А в рассказе «Она» с сочувствием описан именно женский персонаж.
Помимо главной героини в рассказе «Она» упоминается эстрадная певица, поющая скабрезную шансонетку. Она изображена таким образом, что отрицательная оценка декадентского образа жизни становится очевидной:
И грязные, бесстыдные слова, как маленькие острые камешки, долетали во все уголки белой залы, а певица, улыбаясь детской улыбкой, серыми, наивными глазами обводила толпу, и с ярких накрашенных губ летел пошлый мотив…
(Петровская 1903-а, 17)
Эта книга воспроизводит курс лекций по истории зарубежной литературы, читавшийся автором на факультете «Истории мировой культуры» в Университете культуры и искусства. В нем автор старается в доступной, но без каких бы то ни было упрощений форме изложить разнообразному кругу учащихся сложные проблемы той культуры, которая по праву именуется элитарной. Приложение содержит лекцию о творчестве Стендаля и статьи, посвященные крупнейшим явлениям испаноязычной культуры. Книга адресована студентам высшей школы и широкому кругу читателей.
Наум Вайман – известный журналист, переводчик, писатель и поэт, автор многотомной эпопеи «Ханаанские хроники», а также исследователь творчества О. Мандельштама, автор нашумевшей книги о поэте «Шатры страха», смелых и оригинальных исследований его творчества, таких как «Черное солнце Мандельштама» и «Любовной лирики я никогда не знал». В новой книге творчество и судьба поэта рассматриваются в контексте сравнения основ русской и еврейской культуры и на широком философском и историческом фоне острого столкновения между ними, кардинально повлиявшего и продолжающего влиять на судьбы обоих народов. Книга составлена из статей, объединенных общей идеей и ставших главами.
Владимир Сорокин — один из самых ярких представителей русского постмодернизма, тексты которого часто вызывают бурную читательскую и критическую реакцию из-за обилия обеденной лексики, сцен секса и насилия. В своей монографии немецкий русист Дирк Уффельманн впервые анализирует все основные произведения Владимира Сорокина — от «Очереди» и «Романа» до «Метели» и «Теллурии». Автор показывает, как, черпая сюжеты из русской классики XIX века и соцреализма, обращаясь к популярной культуре и националистической риторике, Сорокин остается верен установке на расщепление чужих дискурсов.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.
Франция привыкла считать себя интеллектуальным центром мира, местом, где культивируются универсальные ценности разума. Сегодня это представление переживает кризис, и в разных странах появляется все больше публикаций, где исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества. Настоящая книга составлена из работ такого рода, освещающих статус французского языка в культуре, международную судьбу так называемой «новой французской теории», связь интеллектуальной жизни с политикой, фигуру «интеллектуала» как проводника ценностей разума в повседневном общественном быту.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.