Творцы прошлого (Книга 1) - [19]

Оба участника сделки остались довольны. Водитель - тем, что задешево приобрел у какого-то странно одетого придурка семь с лишним граммов золота высшей пробы, а Пчелкин тем, что у него были теперь деньги на билет до Москвы.

- С ума что ли рехнулся, ваше благородие? - набросился Граммофон на Вольдемара, едва они вышли из автомобиля, - а если он расскажет кому-нибудь?

- Пока он расскажет, мы уже в Москве будем. А не продал бы я ему червонец, на какие шиши мы бы билет покупали? Поезд, кстати, когда отходит?

- Сразу после полуночи. Утром в Москве будем.

- В какой класс билеты будем брать?

- Да вагоны нынче не по классам. Но есть купейные, а есть плацкартные. Бывают, правда, и общие, но не в поездах "Ленинград - Москва".

- Поезда, стало быть, тоже уплотнили, - заметил Вольдемар, заходя в четырехместное купе после многочасового ожидания на вокзале, - в купе четыре места вместо двух.

Проснулся Вольдемар от того, что в купе поезда заработало радио. Бригадир поезда обращался к пассажирам, информируя их о том, что они подъезжают к Москве. Затем под потолком купе заработал какой-то странный ящик. На его передней стеклянной стенке мелькало движущееся изображение как в кинематографе, но только цветное и сопровождаемое звуком. Ящик показывал каких-то солдат, несущих траурный венок, ступая прусским шагом. Шли эти солдаты мимо стены Кремля, возле которой был за истекшие годы выстроен какой-то вавилонский зиккурат. Но не к этому зиккурату несли венки странные солдаты. Они положили их к ногам скульптурного изображения какого-то лысого человека, на правой половине головы которого умелая рука неизвестного Вольдемару скульптора отлила родимое пятно, подобное тому, которое имелось на бюстах римского полководца Сципиона.

Въезд в город удивил Вольдемара не меньше, чем все события предыдущего дня.

Началось с того, что поезд прошел между ногами какого-то памятника. Памятник этот, сделанный по образцу Колосса Родосского, тоже был лысым. В отличие от того, который стоял на Красной площади, он не имел никакого родимого пятна, но зато обладал усами и клиновидной бородкой, которую носили интеллигенты, главным образом из мещан, в родные для Вольдемара времена.

- Вы что, спите что ли? - обратился к нему Граммофон, которого Вольдемар перед посадкой в поезд упаковал в дорожную сумку.

- Да вроде нет.

- А что разлеглись, как труп мертвого покойника? К Москве подъезжаем. И вообще, я в этой сумке со вчерашнего вечера сижу без еды и пищи.

С Граммофоном, сидящим в дорожной сумке, Вольдемар вышел на перрон Ленинградского вокзала.

- Ну, хорошо, в музей-то мы попадем, но как мы заберем оттуда копье? недоумевал Вольдемар, спускаясь по эскалатору в метро на станции "Комсомольская Площадь" и боязливо держась за едущий вместе с ним поручень.

- А кто сказал, что мы будем его оттуда забирать?

- А ради чего ж тогда мы в Москву-то приехали? На историческую реликвию полюбоваться?

- Полюбоваться вы на нее еще успеете. Просто в Москве человек есть один мастеровой.

- Он что, электромагнит может сделать, которым мы это копье через окно музея достанем?

- Нет, он ключи делает.

- Какие ключи?

- С буквами.

- Тогда понятно, - ответил Вольдемар и стал рассматривать художественное оформление станции метрополитена.

Внимание его здесь привлек бронзовый человек с винтовкой, одетый почему-то в остроконечный шутовской колпак.

- Кто это? - вполголоса спросил Вольдемар сидящего в сумке кота.

- Кто-кто, красноармеец, вот кто - солдат большевистской армии.

- А дурацкий колпак напялил зачем?

- Вы что? Это ж буденовка - зимний суконный шлем красноармейца.

- А-а. Тогда понятно. Раньше были шапки a la Russie, а теперь - a l'imbicile.

Тем временем Колян и Толян, предводительствуемые Ротовым, вышли из подвала старого московского дома, расположенного в Армянском переулке.

- Да, - произнес Колян, пиная валяющуюся на асфальте пачку из-под "Беломора", - советская власть. Приятно вернуться как бы во времена молодости.

- Какой молодости? - удивился Толян, - тебе же наоборот в эти годы за шестьдесят бы перевалило.

- Что ты понимаешь? Для меня советское время было самым счастливым временем. Ты тогда еще с пионерским галстуком ходил, когда я уже был членом партии.

- Членом кого?

- Членом КПСС.

- Это что, ты хочешь сказать, что ты был членом того Славы, про которого почти на каждом доме в те времена что-то написано было?

- Ты че, идиот? Слава КПСС вообще не человек.

- То-то я и думаю, фамилия какая-то странная. Ни одной национальности не подходит.

- Эх ты, двоечником, небось, был, что про партию ничего не слышал?

- Как не слышал? Отец у меня ее начальником был.

- Каким начальником? Секретарем что ли?

- Не-е, секретарем у меня мать была, на машинке печатала. Компьютеров тогда ж еще не было. А отец был геологом - начальником партии.

- Хватит издеваться над Анатолием, - вступил в разговор Ротов, - он ведь не виноват, что юность его пришлась на девяностые годы. Тогда и у тех, кто хоть что-нибудь знал, из головы все повыветривалось. А что говорить о тех, кто не знал, да еще и забыл?

- А почему вы, Никодим Фирсович, думаете, что этот херт, как вы выражаетесь, появится именно здесь?